Константин секунду поколебался, потом расправил плечи и признался:
– Я с ней переписываюсь.
– Ты что делаешь?
– Я держу ее в курсе относительно твоего здоровья, – поправил он себя. – Она попросила меня об этом, когда поняла, что ты ей не ответишь. Она беспокоится о тебе.
– И когда ты, черт возьми, собирался сказать мне об этом?
– Вообще-то никогда.
– Что?
Константин закатил глаза.
– Остынь. Я не знал, что ты провалишь все дело.
– Все дело? Какое дело? Между мной и Айви не было никаких дел.
– Ты сам в это не веришь и можешь не пытаться обмануть меня.
– Между нами ничего не было. – Я стиснул зубы и приготовился избить Константина его же собственной тростью, только бы он, наконец, заткнулся. Но мое плечо вряд ли такое переживет. Проклятье!
– Тогда в чем проблема? Я тебя просто не понимаю. – В голосе Константина, как и у меня, прозвучали нервные нотки.
– Моя проблема? Да меня вышибут с работы, если я начну флиртовать с клиенткой.
Константин спросил:
– И в этом твоя проблема?
– Господи, да! Это чертовски большая проблема!
– И ты боишься потерять работу?
– Да.
– И это все?
– Нет! Она так легко удрала с Макстоном, – вырвалось у меня. Лучше бы я прикусил себе язык.
– Ты имеешь в виду другого телохранителя?
– Этот тип – полный кретин. И она просто сбежала с ним. А меня проигнорировала.
Брат потер подбородок.
– Так ты ревнуешь из-за того, что у нее теперь другой телохранитель?
– Нет!
– Но звучит именно так. Отец же предложил тебе быть ее телохранителем на мероприятии, если ты к тому времени поправишься. Макстон всего лишь замещает. Как только ты приступишь к работе, он уйдет в сторону.
– С моим плечом я не скоро попаду на службу. Это было предложение из жалости. И я не хочу снова ее видеть!
Константин недоверчиво произнес:
– Хочешь-хочешь. Ты просто боишься, что она даст тебе отставку.
– Она не может дать мне отставку. Для этого надо быть вместе, а этого никогда не было.
– Из-за твоей работы?
– Да.
– Работы, на которой ты поймал пулю, чтобы защитить ее.
– Верно, – прошипел я. – И она была не слишком-то благодарна за это.
– Но самое главное, что ты защитил ее, не так ли?
Я содрогнулся и отвел взгляд.
– Да, но я должен был догадаться обо всем раньше. Это произошло потому, что я не выполнил свою работу должным образом. Я отвлекся, и Айви из-за этого пострадала.
Но Константин не отставал:
– Значит, тебя мучают угрызения совести?
– Ах, не знаю, – пробормотал я. Внезапно на меня навалилась такая усталость, будто я не спал несколько ночей.
– Я считаю, что она тебе нравится.
Я выдавил сухой смешок.
– Каково это, чувствовать, что тебе кто-то нравится?
– Любовь – это ужасно. Половину времени ты только и думаешь о том, чтобы она прекратилась.
– А вторую половину?
– Что это, черт возьми, самое лучшее, что с тобой случалось.
– И с каких это пор ты стал экспертом по отношениям?
– А я им и не являюсь. Просто есть кое-кто, кто мне дорог, – грубоватым голосом ответил Константин.
– А… вы… вместе? – смущенно поинтересовался я, выражение лица брата сбивало меня с толку.
Константин сглотнул и опустил взгляд.
– Нет. – Он начал массировать свое колено. – Я все испортил. Поэтому не хочу, чтобы ты тоже облажался.
– И что же мне теперь делать? – слабым голосом спросил я.
Константин страдальчески скривился.
– Этого я тоже не знаю. Но если ты ничего не сделаешь, то будешь потом об этом жалеть. Поверь мне.
Я задумчиво уставился в пустоту, не имея представления, что я должен на это сказать. Мои мысли прервали крики близнецов, которые были слышны даже в гостиной. Вскоре раздался гневный голос мамы: она громко интересовалась, кому пришла в голову дурацкая идея рассказать им о кексах.
– Беги, Форрест, беги! – насмешливо крикнул я вслед Константину.
Он показал мне средний палец.
– Ты же знаешь меня, недробленая пшеница!
Туше.
Я разочарованно надул щеки и огляделся. Всего пять минут спокойствия, а потом близнецы осадили меня, и книга, которую я читал, в конце концов обрушилась мне же на голову.
Вздохнув, я поднял ее и медленно направился в свою комнату. Надо запереть дверь, чтобы эти маленькие монстры не смогли ко мне ворваться. Устало опустившись на кровать, я вытащил джойстик от Xbox и попытался занять себя игрой. Не помогло. Разочарованный, я сдался, поставил раунд на паузу и уставился на мобильник, который лежал на прикроватной тумбочке. Он моргал. Айви написала мне? С колотящимся сердцем я открыл сообщение и обнаружил, что это всего лишь Джефф. Почти каждый день он писал мне и спрашивал, как у меня дела. И это несмотря на то, что я ни разу не ответил. Я просто не знал, что ему сказать. «Супердерьмово» вряд ли было подходящим ответом.
По привычке я начал листать Instagram. Несколько бывших одноклассников плавают на лодке на Гавайях. Парочка коллег опубликовали рабочие снимки. Мама запостила цветущий базилик. От следующей фотографии… у меня перехватило дыхание. Алекс Ван Клеммт выложил снимок пять минут назад. От красавчика в безупречно сидящем сером костюме заболели глаза. Рядом с ним стояла Айви. В длинном струящемся платье. На босых ногах – туфли на высоком каблуке. Она была такой красивой, что у меня волосы на шее встали дыбом. Эти двое выглядели идеальной парой. Ненавижу! Я все это ненавижу. Разозлившись, я закрыл Instagram и увидел, что пришло еще одно сообщение от Джеффа.
SOS! Ты должен позвонить мне! Речь идет об Айви.
Блин. В бешенстве я бросил телефон через всю комнату и загрохотал вниз по лестнице.
Айви
– Ты хочешь это сделать? – Алекс уставился на меня так, будто я только что сказала ему, что в следующем месяце планирую полететь на Марс.
– Я поеду в Ванкувер, – я говорила с широкой улыбкой из-за того, что нас снимали на камеру в деловой части Майами. Казалось, что с момента начала съемки прошла уже целая вечность.
На самом деле все внимание прессы сосредоточилось на звездах, которые вышагивали по красной ковровой дорожке. Их на торжество пригласил мой отец. Мы же попали в объектив случайно. Эта шумиха устраивалась для того, чтобы продемонстрировать всему миру: RedEnergies входит в число лучших компаний. Одновременно мой отец пытался опровергнуть часто возникающие в последнее время подозрения в убытках компании. Пока ему это хорошо удавалось. Весь день он выглядел чрезвычайно довольным, а мать очень правдоподобно смеялась.