Недавно старушка умерла, и по причине отсутствия у неё родственников её домик, небольшой, но очень чистенький, отошел во владение князя, то есть стал собственностью Лозы.
Просто так отдать его семейству Головача Прозора не хотела. Неумеха в момент превратила бы избу в подобие землянки. С такими, как эта женщина, лентяйками у новой госпожи разговор был особый – они должны бояться. Потому Прозора и решила показать себя властной, жестокой и короткой на расправу.
Вообще село Холмы считалось зажиточным. Смерды в основном были свободными и, кроме семей двух холопов, исправно платили полюдье.
Когда Прозора заглянула в глаза Неумехи и увидела там лишь пустое бессмысленное выражение, она побоялась, что той уже ничем не поможешь. Но решила попробовать.
– И долго ты собираешься так жить? – строго спросила она сидящую на земле женщину.
Та растерянно вскочила.
–Дак… это… муж работать не хочет!
– А ты что делаешь?
– Дак… это… дети же!
– Слушай меня внимательно. Я тебе помогу. Ты получишь еду, одежду, дом, а через три дня я тебя навещу и посмотрю: если дети будут голодные, неумытые, если у тебя в доме будет грязно, тебя высекут плетьми перед всеми сельчанами. Если ты опять не исправишься, я отправлю тебя в монастырь, а детей отдам в другие семьи – кто возьмёт. Мужу твоему я подберу другую женщину. Посноровистей. Поняла?
– Дак я же… не умею! – вдруг вымолвила непослушными губами Неумеха и разрыдалась.
– Но ты и не хочешь учиться! Зачем тогда замуж шла? Или сразу в монастырь пойдёшь?
– Не хочу в монастырь!
– Тогда учись. Другого выхода у тебя нет. Для начала пришлю тебе свою челядинку – она тебя поучит. Или с людьми по-людски живи, или в келье отдельно от людей век доживай!
Неумёха моргнула внезапно ожившими глазами. Кажется, она поверила, что Прозора не шутит. Ей и самой, наверное, надоело существовать будто в кошмарном сне, от которого некому было её пробудить…
Дома муж Прозоры строгал для жены новое веретено. Госпожа не чуралась работы, в которой сама была искусница. Ее волновало другое.
– Что ты скрываешь от меня, мил друг? – попеняла она мужу.
– Скрываю, – согласился он, – потому что говорить рано. Я ещё не всё продумал. Решил лишь к напасти, которую ты напророчила, загодя приготовиться…
– Боишься, я сглазить могу?
– Что ты, женушка, и в мыслях не держал!
– Немедля признавайся! – нарочито строго прикрикнула на него Прозора. – А то дождешься, нашлю на тебя порчу…
– А что со мной тогда случится?
– А то, что в опочивальне рядом со мной бревном лежать станешь, – лукаво ответила Прозора.
– Неужто ты и себя не пожалеешь?
– Охальник! – покачала головой женщина. – Ничем-то тебя не испугаешь.
И добавила уже без улыбки:
– Ты привык жить один. Как и я сама. Но теперь ты решил жить вместе со мной. Как прежде. А прежде мы друг от друга ничего не скрывали. Я не хочу к другому привыкать. Знаешь ведь, и от женщины может быть польза.
Он помедлил и со вздохом потер мочку уха. Так и не избавился от былой привычки в минуту размышлений за ухо хвататься.
– Эх, Софьюшка, как говорится, на небо крыл нет, а в землю путь близок… Но то люди про смерть говорят, а я – про жизнь.
– Живыми в землю? – удивилась Прозора.
– Не в землю, а под землю. Хочу по-своему упредить напасть, под землею соорудить город. И чтобы вход в него был тайный, чужим неведомый. Как опасность углядим, так вместе с селянами в него уйдём.
– И ты думаешь, враг об этом не догадается?
– Не должен. Где это прежде видано, чтобы народ под землею прятался?
– Али ты один умный?
– Умный, не умный, а такого прежде не слыхивал. Тут мы с Головачом прикинули, где сделать два-три тайных лаза, а где дырки для воздуха пробить, чтобы не задохнуться.
– А коли земля обвалится да всех заживо погребет?
Лоза с досадой посмотрел на жену.
– Для чего же мы думу думаем? Чтоб не подобно червякам под землю залезть, а чтоб это неопасно было. Головач рассказывал, люди в горах руду добывают и не то что землю, камень пробивают. Пещеры делают, ходы длинные… Обвалится! Ты бы Головача послушала. Обвалится! Подпорки поставим. Русский мужик – умный. Головач надумал наружу вроде как трубы сделать, для воздуха, и скрыть их под пни старые. А один ход прорыть подалее, чтобы в случае чего из нашего подземного города прямо в лес выйти. Головач…
– Головач! Головач! – вздохнула Прозора. – Был бы он бабой, неладное бы подумала…
Ворчала Прозора по-бабьи вслух, а умом понимала: то, что задумал муж, дело верное. Крепость для обороны им не построить. Да и сколько простоит в осаде такая крепость? Малому люду одна дорога – получше спрятаться. А из такой норы и ворога доставать сподручнее. День за днем. Известно ведь: блоха маленькая, а кусает больно!
Глава двадцать четвертак
Анастасия с Заирой окончили своё повествование, и над куренем повисла тишина. Тури-хан не мог прийти в себя от изумления и злости: на его степной город напал отряд кипчаков в каких-нибудь пять десятков всадников! Кто же это смог осмелиться? Понятно, от женщин он ничего путного не добьётся. Они, небось, от страха и не видели ничего, сидя в куче травы…
Этот кипчак – человек неглупый. А значит, как враг опасный. Надо непременно найти его и уничтожить. Только как его найти? Мало ли кто мог следить за куренем, чтобы подкараулить момент, когда нукеры оставят его…
Хан заскрежетал зубами: осмелились не просто напасть! Увели всех его жен, чтобы продать на базаре, как обычных рабынь! Он чуть было не обрушил свою ярость на ни в чем не повинных женщин, да вовремя опомнился: они-то что могли сделать? Разве что разделить судьбу остальных. Что же тогда царапает его душу? Пропажа Айсылу? Не слишком ли настойчиво эта девчонка уговаривала его возглавить поход на Ходжент? Подумал так и усмехнулся. Чтобы маленькая, глупенькая птичка навела кого-то на курень?!
Он обратил хмурый взгляд на Заиру: ну почему повезло не Айсылу, а этой пронырливой девке? Служанка спасла жизнь своей госпоже. Тури-хан ещё раз взглянул на Анастасию. Как бы она ни опускала глаза, как бы ни куталась в покрывало, а и сквозь него видно: она женщина не простых кровей. Её и в мешок одень, все равно не скроешь госпожу.
Хан вдруг подумал, что Айсылу не согласилась бы на шестую жену, вздумай он жениться на уруске. Нет, этих двоих одновременно он бы не получил…
Он оглядел молчащих джигитов – как бы долго он ни молчал, никто бы не тронулся с места: покорные, преданные псы. Хорошо, что боги дали ему власть над их душами.
– Всем отдыхать! – махнул рукой Тури-хан. – Завтра я решу, куда мы отправимся за новыми рабами. А ты, Аслан, займи юрту моей третьей жены. Пусть Заира за тобой поухаживает. Твоя жена, Аваджи, обойдется пока без служанки!