Узнала, что у него есть благотворительный фонд, видимо, следует современным тенденция моды богатеньких буратин – каждый должен заниматься благотворительностью, чтобы в глазах общественности не прослыть жмотом. Хотя, судя по этому самовлюбленному эгоисту, мнение общественности его волнует меньше всего.
Мужчина сидел, откинувшись в кресле и закрыв глаза. В наушниках что-то громко играло, а я, пользуясь случаем, разглядывала его без зазрения совести.
Конечно, красив, самец, ничего не скажешь. По-мужественному красив, не как современные мальчики с гееватой наружностью. Но, слава богу, я тоже далеко не уродина, и с мужским вниманием у меня не было никогда проблем, чтобы не быть наивной девочкой, падкой на мужской профиль, как пишут в женских романах. А еще я никогда не понимала девчонок, любивших непроходимых тварей. Для меня, в первую очередь, партнер должен приравниваться к слову надежность. А не быть избалованным эгоистом, думающим в первую очередь о себе.
Мы, наконец, приехали. Для меня эта поездка стала не меньшим испытанием, чем для него. Но я морально подготовилась к жести, а он, видимо, нет.
– Что это? – спросил Никольский, указывая на железнодорожную станцию.
– А по твоему? – не сдержалась я. – Не тупи, это вокзал.
Ну да, здание старое, обшарпанное, деревянное. Размер у него меньше, чем у продуктового магазина известной сети. Но я никогда даже не обращала на это внимание, видимо, привыкла с детства. А для Никольского это был шок.
– Приплыли. Надеюсь, мы до деревни на такси доедем?
Я в голос заржал. Да ну, ну не может же он быть настолько далек от Российских глубинок! Или может? Ну, тогда это развязывает мне руки.
– Ножками, Сергей Васильевич, ножками!
– Ты знаешь, кто я такой? – отреагировал на свое отчество мужчина, но, похоже, не сильно удивился.
– Конечно, – пожала я плечами, – кто ж не знает Всемогущего.
– И не испугалась ехать со мной куда-то вдвоем? – прищурил глаза мартовский кот.
– Я удивляюсь, что ты не испугался.
Вот так вот, я тоже могу быть загадочной и мистической!
Я развернулась и пошла в сторону поля.
– Как долго нам идти? – спросил голос сзади.
– 10 км, недолго, – ответила я, сдерживая смех.
Сзади раздался забористый мат, а я заржала в голос.
– Что, Никольский, сдаешься? Через час идет электричка до Москвы.
– Обойдешься, лиса Алиса, – обгоняя меня, ответил мужчина. – Бешеной собаке 7 верст не круг, когда в конце пути ее ждет такая сучка.
Я задохнулась от возмущения, это он на меня намекает?!
Глава 4
Конечно, до деревни нужно было пройти гораздо меньшее расстояние, в 5 раз примерно. Но я не упустила возможность поиздеваться над Никольским. Он с волевым лицом прокладывал себе путь по местным тропкам, в мыслях готовясь к спринтерскому забегу. А я что, шла сзади и ржала. Наконец случился этот эпический момент, который я мысленно представляла всю дорогу – Никольский в своих ультрамодных baldinini все-таки вляпался в коровью мину.
– Сука! Найду, и на бекон отправлю! – заорал мужчина, вытирая подошву о траву.
– Что вы так нервничаете, Сергей Васильевич, говорят, это к деньгам, – не сдержала я свою радость.
– А я смотрю, кто-то очень доволен этой ситуацией? – продемонстрировал мне свой ботинок Никольский.
– Что вы, – притворно вздохнула я, – я всего лишь несу в массы фольклор в виде примет.
– Алиса, а ты не боишься того факта, что мы сейчас одни в поле и я, раз так в пять, сильнее тебя? – сощурив глаза и наступая на меня, спросил мужчина.
Признаться, я не задумывалась об этом, когда ржала как конь. А теперь задумалась. Даже без своей шайки прихвостней, Никольский остается достаточно крупным мужчиной, который свяжет такого воробья как я в два счета.
– У нас договор, – пискнула я.
– Ну, так и не выводи меня, детка, – прошипел мой спутник, обходя меня и уверенно идя вперед.
Через пару минут мы миновали холм, и за ним открылся вид на деревню.
– 10 км говоришь?
– Видимо, у меня с математикой проблемы, и с расстоянием, – пожала я плечами.
Чем ближе мы подходили к бабушкиному дому, тем сильнее я нервничала. Я прямо уже предвкушала все конфликты и выражения мужчины рядом, а еще предстояло представить его как своего парня.
– Бабушке я скажу, что мы встречаемся, – процедила я сквозь зубы.
– С чего бы это? Она поймет, что это ложь.
– Почему? – не поняла я.
– Я слишком шикарен для тебя, – с улыбкой произнес Никольский как само собой разумеющееся.
– Ты главное рот свой поменьше открывай, тогда не спалимся. А то бабушка удивится, если узнает, что я встречаюсь с недоумком.
– Оскорбления, Алиса, прибереги для жаркой ночи, я люблю пожестче, – ничуть не обиделся мой спутник.
– О, да ты последователь Кристиана Грея? – спросила я, скрывая свое смущение колкостью. Почему-то в глазах стояла картинка полуголого Никольского с хлыстом в руке.
– Грей – сопливый извращенец, а я просто извращенец, – оскалился мужчина, а мне вдруг стало страшно.
Мы подошли к калитке. Я вздохнула поглубже, как перед прыжком в воду, потому что в своем прыжке в авантюру, я могла так же нещадно утонуть.
Нам навстречу выбежал Бим, бабушкин пес, мелкая черная дворняга. Он начал вилять всей задней частью тела и пытаться облизнуть меня, ну и Никольского по ходу дела.
– Охранник от бога, – брезгливо вытирая обслюнявленные руки об джинсы, прокомментировал мой спутник, – какой толк от этой шавки?
– Это не шавка, а Бим, и он лает на чужих, – мне почему-то очень обидно стало за любимую собаку.
– Я заметил, – скривился Никольский.
– Ты просто со мной, но за две недели я научу Бима представлять, что ты дерево, которое можно пометить.
– У тебя очень извращенная фантазия, – изогнул бровь мужчина. – Тебе бы журналистом, а не психологом работать.
И прошел во двор. А я с сомнением посмотрела ему в след – знает или попал пальцем в небо? Хотя, сомневаюсь, что они не пробили меня, он, конечно, придурок, но не тупица.
Из дома нам навстречу вышла бабушка. Я вчера предупредила ее, что приеду, правда не сказала, что не одна, не смогла. Договорилась со своей совестью решать проблемы на месте, да и не уверена была, что Никольский поедет.
– Бабуля! – бросилась я обнимать своего дорогого человека. – Как я соскучилась!
– А я то как! – со слезами умиления на глазах, произнесла бабушка, – ты совсем скоро исчезнешь, настолько худая, что сквозь тебя можно смотреть!