Бесконечная империя: Россия в поисках себя - читать онлайн книгу. Автор: Александр Абалов, Владислав Иноземцев cтр.№ 16

Страница

Во-вторых, непереоценимое значение имел тот факт, что новая религия была «религией Книги»: с принятием христианства Русь признала необходимость грамотности. Вопрос, существовала ли у славянских племен письменность в дохристианскую эпоху, давно обсуждается как в связи с попыткой найти связь между руническими письменами германцев и викингов и русской грамотой ^[127], так и в контексте языка первых письменных соглашений между русскими князьями и Византией ^[128], однако не приходится сомневаться, что христианское влияние революционизировало русскую культуру. Даже если не зацикливаться на традиционной концепции, по которой на возникновение русской письменности оказала критическое влияние деятельность византийских монахов Кирилла и Мефодия, которые еще в IX веке разработали славянский алфавит на основе греческой азбуки ^[129], следует заметить, что именно христианские тексты стали первыми образцами письменной культуры Древней Руси, — здесь стоит вспомнить и об Остромировом Евангелии 1056 г., и об Изборнике Святослава 1073 г., и об Архангельском Евангелии 1092 г., и о других памятниках того времени ^[130]. Если первые берестяные грамоты в Новгороде датируются первой половиной XI века ^[131], то в начале XII столетия их число возрастает многократно; возникают населенные «книжниками» монастыри — (только в Киеве их было как минимум четыре к концу XI века); к 990-м — началу 1000-х гг. относится появление первых русских летописей — Аскольдовой и «Повести временных лет» ^[132], к XI столетию — сводов законов (таких, как «Русская Правда») а к XII веку — классических памятников домонгольской литературы: «Слова о полку Игореве», «Сказания о Борисе и Глебе» и ряда других ^[133]. Приобщение к византийским практикам совершило радикальный переворот и в материальной культуре Руси; в городах появились первые каменные здания — церкви и детинцы, возникли начала русского зодчества; в Киев, Новгород и даже в Суздаль и Владимир потянулись греческие иконописцы, создававшие школы подмастерьев и последователей ^[134]. Учитывая, что в период наивысшего расцвета Киева Византийская империя оставалась достаточно мощным европейским государством, духовно опиравшаяся на нее Древняя Русь быстро становилась страной европейской культуры.

В-третьих, очевидным достижением византийской рецепции стало ощущение принадлежности Руси к более широкому миру. В XI веке стремительно сформировались связи Киевской Руси с европейскими государствами: новые торговые пути повели на запад, к Чехии, Польше и Германии ^[135]; Новгород был принят в Ганзу в 1192 г.; появились ориентированные на торговлю с Русью крупные торговые центры в Регенсбурге и на Готланде. Русь установила прочные отношения с крупными западноевропейскими государствами; возникли династические связи с самыми известными дворами Европы (в качестве примера обычно приводят Анну, дочь Ярослава Мудрого, вышедшую замуж за французского короля Генриха I в 1051 г. ^[136], и Всеволода Ярославича, женившегося на византийской принцессе Марии Анастасии в 1046 г. ^[137] (последний, заметим, был сыном Ярослава Мудрого от шведской принцессы Ингигерды ^[138], а его дочь от половецкой княжны Анны, Евпраксия, стала под именем Адельгейда императрицей Священной Римской империи в 1089 г., cупругой известного своим «хождением в Каноссу» Генриха IV ^[139])). Хотя можно сказать, что впервые горизонты для русичей раздвинулись после прихода викингов и первых походов в Черное и Каспийское моря, по-настоящему европейской страной Русь стала, несомненно, только вследствие византийской рецепции.

Однако в то же время при более пристальном рассмотрении не может не показаться, что с точки зрения долгосрочного развития эта первая рецепция принесла Руси чуть ли не больше проблем, чем пользы.

Прежде всего следует отметить, что византийская версия христианства имела специфические особенности — и прежде всего догматизм и значительно меньшую развитость теологии, чем на Западе. Согласно легенде, послы князя Владимира, которые должны были составить представление о том, какую религию стоит выбрать, посетив храм Святой Софии, «не поняли, находятся они на земле или в раю» ^[140], что подчеркивает то, что главное внимание (за исключением места церкви по отношению к светской власти) обращалось на обрядность, а не на элементы рациональности. Восточная версия христианства не делала акцента на аргументацию, предпочитая концентрироваться на служении и обрядности; вера в этом случае ценилась намного выше знания. Кроме того, заимствованию подверглись прежде всего основные церковные тексты, а не их толкования; что касается массива греческой литературы (мы говорим хотя бы о современных византийских законах, а не о философских произведениях), о нем вообще не шло и речи ^[141]. Можно говорить о том, что в Древней Руси была известна Эклога, краткий свод византийского законодательства VIII века (многие историки проводят параллели между ним и отдельными положениями «Русской Правды» ^[142]); значительно позже заметно влияние Прохирона, судебника IX века (из него, как считается, заимствованы многие положения Соборного уложения 1649 г. ^[143]). При этом следует отметить, что Дигесты, самый объемный кодекс, на котором базировались основы воссоздававшегося в средневековой Европе римского права, фактически были неизвестны в России вплоть до начала европейской рецепции (появившись в XVIII веке на латинском и немецком языках, они были частично переведены на русский в 1980-е гг., а полный перевод вышел лишь несколько лет назад ^[144]). Привносимая греческой церковью иррациональность серьезно усугубилась через несколько десятилетий после крещения Руси вследствие великого раскола 1054 г. ^[145], после которого отторжение западноевропейского рационализма стало не только внутрирелигиозным, но и политическим вопросом. Практически немедленно после приобщения к, казалось бы, единой религии Русь вновь начала превращаться в периферию, тем более экзотическую, что Византия с XII века начала уверенно клониться к упадку. При этом по мере укрепления киевской государственности князья постоянно стремились к ограничению власти константинопольского патриарха: сначала они добились самостоятельного назначения киевского митрополита (1147 г.), а затем — и открытия митрополичьей кафедры во Владимире (в 1299 г.), после чего подчинение церковной власти светской стало еще более явным ^[146].

Страница