Уже через неделю, заходя в квартиру после смены, он словно оказывался в музее. С порога на него глядели глаза жены и дочери. Везде и всюду. И он опускал спортивную сумку, доставал альбом. Смотрел. Отбирал все новые фотографии. Искал негативы. На следующий день отпечатывал следующую партию и снова развешивал снимки. Это превратилось у него в странное хобби.
Он искал способы общаться с потерянными родными и действительно находил. Может быть, это было неправильно, болезненно, но это приносило недолгое облегчение, которое было ему так необходимо.
Он начал писать им письма. Игорь никогда не думал, что сможет переносить то, что творится в его душе, на бумагу. Но письма получались длинными и напоминали скорее один большой дневник о его жизни, чувствах и мыслях, которыми не с кем было поделиться.
Он рассказывал им все – как он по ним скучает, как прошел день, о чем он думал и какие сегодня попались клиенты. Вскоре это вошло в привычку, и трудно было прожить несколько дней, не написав очередного письма.
Через месяц Игорь вдруг понял, что не может больше находиться в этом музее памяти. Свободного места на стене больше не было. И он чувствовал, что скоро заново начнет сходить с ума. Каждая новая фотография уводила его в ту жизнь «до», и возвращаться оттуда было невероятно больно. А снять снимки со стен он не мог. Просто не мог, и все. Рука не поднималась.
Вот так человек, который снимал квартиру и регулярно платил за нее, стал ночевать у себя в машине. Доставив последнего клиента – обычно это происходило около шести утра, – Игорь возвращался к ресторану и вставал на стоянку. В машине, как это ни странно, спалось лучше, чем в чужой полупустой квартире. В конце концов он вообще почти перестал туда заезжать – так, пару раз в неделю за самым необходимым.
Охрана и официанты из ресторана относились к Игорю с симпатией. Он был безотказен и часто развозил их после работы по домам, когда у него не было других пассажиров. Но особую любовь Игорь снискал у женской части персонала – поварих и посудомоек. Неведомо откуда – Яков, что ли, рассказал? – они узнали его историю и искренне его жалели. Кастелянша, добродушная Тамара Юрьевна, разрешала ему пользоваться душевой, а красавица Даша, кондитер с внешностью фотомодели, каждый день подкармливала вкуснейшими бутербродами и поила ароматным кофе. Первое время Игорь все порывался заплатить, но девушка только смеялась: «Что вы, с ума сошли! Это же из остатков!»
Выходные он почти не брал. Некуда было их девать – выходные. И некуда было тратить заработанные деньги. Это было так непривычно и странно. Иногда Игорь замедлял шаг перед витринами с игрушками. Он получал странное, какое-то извращенное удовольствие, когда думал о том, какого из этих пушистых зверей он бы купил Настене.
В редкие выходные он по-прежнему ездил на «Площадь Революции» и трогал за холодный нос бронзовую овчарку.
А потом отправлялся куда-нибудь, как он сам про себя говорил, «по маршрутам Алиных открыток».
Он побывал на Чистых прудах, где нашел почему-то только один пруд. Место это ему понравилось. Оно гораздо больше соответствовало его представлениям о настоящей Москве, чем шумный вычурный Арбат. Вокруг бульвара загибался трамвайный круг, вбок отходили маленькие переулочки со смешными названиями, например, Огородная Слобода.
Съездил он и на место бассейна «Москва». Ту открытку он помнил особенно хорошо. Алька рассматривала ее и смеялась.
– Представляешь, Игорь, что мне Павел Петрович рассказал? Оказывается, на этом месте когда-то была огромная и очень почитаемая церковь. Потом ее разрушили, и долго-долго там была свалка. Хотели строить что-то вроде Дома Советов в виде фигуры Ленина, но так и не построили – вырыли бассейн. И Павел Петрович так смешно сказал: «Сперва был храм, потом – хлам, а теперь – срам».
Сейчас храм стоял на месте. Величественный, белый с позолоченными куполами. Но ни трепета, ни почитания у Игоря в душе не вызывал. Он казался скорее каким-то странным историческим памятником, нежели Домом Божьим.
На следующей неделе Игорь съездил в Останкино. Знаменитая башня оказалась на месте, но на смотровую площадку его не пустили.
– Не работает, сынок, – поведал разговорчивый охранник с седыми усами, – пожар тут был в двухтысячном. Все там сейчас ремонтируют, и ресторан, и площадку.
– А когда откроется «Седьмое небо»?
– А кто ж его знает… Нам не докладывают.
Про этот ресторан Алька тоже часто рассказывала. Игорь не знал, являлся ли источником такой поразительной осведомленности старенький физик или книжки про Москву, которые его жена с удовольствием читала. Но ему было интересно слушать про трехэтажный ресторан в облаках. Вроде там было три зала – Бронзовый, Золотой и Серебряный – на высоте трехсот с лишним метров. Да еще медленно вращающийся вокруг оси башни пол.
Но теперь это великолепие ему уже не увидеть… Впрочем, наверное, это справедливо. Без Али и Настены все это ему не нужно.
И конечно, он выбрался на Красную площадь – посмотреть на Алькин любимый собор Василия Блаженного.
На главной площади страны он уже бывал. В далеком восьмидесятом, когда возвращался из армии проездом через Москву. Здесь тоже все изменилось. У входа на площадь теперь построены каменные ворота и небольшая часовенка. В Александровском саду появилось несколько фонтанов с малосимпатичными скульптурами. Особенно не понравилась Игорю четверка лошадей в совершенно неестественных позах. Неужели в самом сердце Москвы нельзя было поставить что-нибудь покрасивее?
Манежная площадь стала пешеходной, а под ней раскинулся огромный подземный торговый город с магазинами и ресторанами. От нечего делать Игорь заглянул туда. Красиво, ничего не скажешь, но цены запредельные.
А Парк культуры он помнил сам, не по Алиным рассказам. Тогда, после армии, они всей толпой двинулись именно сюда.
В то время все было проще. В том числе и аттракционы. Тир, машинки «на привязи», качели в виде лодок, карусели с лошадками, комната смеха и «колесо обозрения». Теперь осталось только колесо, и то оно, кажется, выглядит как-то не так…
Тогда, в восьмидесятом, они после парка пошли в «Шоколадницу» на Октябрьской площади. Как ни странно, это кафе сохранилось, загадочным образом уцелев среди новоиспеченных «Ростиксов» и «Баскин Роббинсов». Раньше, чтобы попасть внутрь, нужно было отстоять немалую очередь. А теперь зал полупустой, заходи – не хочу.
Игорь заказал чашку горячего шоколада, но тот оказался не таким. И блинчики с шоколадной начинкой, вкус которых он помнил до сих пор, были не те. И интерьер кафе. И даже выражение лица у молоденьких официанток…
Игорь безнадежно пытался вернуться в прошлое, поймать то ощущение молодости и беззаботного счастья. Пусть ненадолго, хоть на час, хоть на минуту, но ему никак не удавалось это сделать…
Он все больше убеждался в том, что Але и Насте в Москве не понравилось бы. Обе были бы очень разочарованы, Аська, пожалуй, даже больше, чем ее мама.