Зине вдруг подумалось, что даже если она переживет эту войну, если все они переживут эту ужасную войну, она никогда не сможет об этом говорить. Это будет самым страшным ее проклятием — печать молчания.
— Тебе лучше? — Бершадов заботливо провел рукой по ее волосам. Впервые в жизни она не растаяла от его прикосновения. Оно даже вызвало в ней некоторое раздражение. И Зина просто онемела от этого открытия!
— Я не знаю, — она старалась, чтобы голос ее звучал спокойно, но даже не представляла себе, что это потребует от нее столько усилий.
— Тебе нужно прийти в себя, — мягко произнес он.
— Я поняла, — Крестовская мотнула головой, — ты ведь встретился со мной не просто так. Что на этот раз?
— Пакет от модистки. Со шляпами, — сказал Бершадов.
— Нет, — Зина отстранилась от него так далеко, насколько смогла.
— Да, — мягко, но при этом и очень твердо произнес он. — В этот раз ты купишь себе новую шляпу. Обменяешь на серебряное кольцо. Вот оно.
Бершадов разжал ладонь — на его жесткой коже тускло поблескивал большой серебряный перстень с голубым камнем.
— Это топаз, — сказал Бершадов, как будто Зина спросила его об этом.
— Я не ношу шляп. — Ей хотелось кричать.
— Об этом никто не знает. Да, если честно, на это всем как-то плевать.
Зина молча смотрела в его глаза. Бершадов не отводил взгляд. В этом взгляде читалась его правда. Он пришел к ней с заданием. Не ради любви, не для того, чтобы увидеть ее. Любви не было, и больше ничего не значили человеческие чувства, ведь они оба были на войне. Впервые в жизни Зина подумала, что выйдет с этой войны полным инвалидом, даже если не будет физически ранена.
— А если я не смогу? — Ей хотелось просить его о жалости, но она не могла.
— Ты сможешь. Другого выхода у тебя просто нет, — и, видя, что она молчит, Григорий принялся пояснять: — Ты пойдешь в переулок Маланова возле Нового базара, туда, где сейчас толчок. Там нечто вроде базара, ну, ты знаешь. Найдешь женщину, которая будет стоять с большой широкополой женской шляпой красного цвета. Ты остановишься, примешься рассматривать шляпу. Затем снимешь с руки кольцо и предложишь ей. Произойдет обмен. Надев шляпу на голову, ты вернешься домой и оставишь шляпу в квартире.
— Взрывчатка будет в шляпе? — вздрогнула Зина.
— Нет. В тулье шляпы будет вложен ключ и записка с адресом — это будет то место, из которого мы отгрузим взрывчатку. Она спрятана там. Скажу тебе больше: взрывчатки будет много. Пойдет под откос поезд с оружием. Видишь, я и так сказал тебе больше, чем надо. От тебя зависит вся операция.
— Пошли кого-нибудь другого! — прошептала Крестовская, причем ей казалось, что она кричит.
— Больше никого нет.
— Я не могу… Правда…
— Зинаида Крестовская! Мы с вами не в детском саду в песочнице играем! И вы все еще являетесь сотрудником НКВД! Вспомните, что означает ослушаться приказа вышестоящего по званию, своего командира! — загремел Бершадов.
— Ясно, — голос Зины выровнялся, стал спокойным. — Значит, если я откажусь идти и добывать эту взрывчатку, ты меня убьешь?
— Да, — в лице его не дрогнул ни один мускул. И Зина поняла, что он сказал правду. Убьет. Без колебаний. И впервые в жизни, как и многое в эту страшную ночь, Крестовская вдруг подумала, что совсем не знает этого человека. Потому и смотрела на него, словно видела в первый раз.
* * *
Утро 4 января 1942 года, Одесса, переулок Маланова
Было около 10 утра, когда Крестовская с трудом протиснулась в переулок. Несмотря на достаточно ранний час, здесь было очень много людей. Серебряный перстень она предусмотрительно надела на указательный палец левой руки. Зине было непривычно носить настолько массивное украшение и ей все время казалось, что перстень обжигает ей руку.
Люди на этом стихийном базаре что-то продавали и что-то покупали, но чаще всего здесь происходил натуральный обмен. У одних были продукты — сметана, сливочное масло, крупы, сало, у других — кольца и вазы, спрятанные под вытертыми пальто, фамильные портсигары, часы и многое другое, что должно было уйти из семей, в которых хранилось поколение за поколением, чтобы спасти членов этих семей от голодной смерти.
Это было страшной иллюстрацией войны — голодные глаза тех, кто с кровью отрывал от сердца последнее: память о родителях, о счастливых годовщинах, подарки детям, подарки от детей… Нет, здесь не было излишеств, не было роскоши. Здесь вообще не было богатых. Здесь было отчаяние, которое, как плотная солевая корка, покрыло все и всех. И эту корку разбить было нельзя.
Лишь попав в этот переулок, Зина поняла, что не может идти посреди этого всеобщего горя. Но она шла, раздвигая его. Шла, высоко подняв голову и стараясь смотреть только вперед, а не по сторонам.
Среди этой толпы она не заметила женщину, держащую красную шляпу. Крестовская нахмурилась. Нет, она не боялась Бершадова и тем более не боялась смерти, но… Но это был ее выбор — остаться в Одессе и подчиняться приказам. Значит, поступить по-другому она не могла. Тем более, выполнить свою миссию плохо. Зина замедлила шаг.
Пройдя переулок от начала и до конца, толкаясь между спинами, получая тычки, она развернулась и пошла назад. В этот раз она решила быть более внимательной. И ей повезло.
В середине переулка вдруг мелькнуло что-то ярко-красное. Зина сразу направилась туда. И увидела высокую светловолосую женщину, которая держала в руках ослепительно красную шляпу.
Зина не носила шляп и была абсолютно к ним равнодушна. Но эта шляпа была настоящим произведением искусства. Она моментально вызвала в ее памяти другие времена, пламенея ярким факелом посреди обычной, серой, беспросветной жизни грязного базара.
Роскошные туалеты дам. Драгоценности. Меха. Приемы с шампанским. Элегантность, манеры, улыбки… Зине не пришлось видеть всего этого, но она поняла — шляпа из этого мира. Она вдруг представила, как необычно выглядела бы в ней. Может быть, это оценил бы даже Бершадов… Крестовская ускорила шаг. До женщины со шляпой оставалось шагов десять, как вдруг…
Зина моментально ощутила их приближение, она стала невероятно чувствительной. И интуиция в очередной раз ее не подвела.
В переулке вдруг появились румынские солдаты с оружием и немецкий офицер. Толпа замерла. Зина замедлила шаг.
Прямым, четким шагом солдаты с офицером приблизились к женщине со шляпой. Офицер молча выхватил шляпу у нее из рук. Солдаты заломили ей руки за спину. Один из них ударил женщину прикладом винтовки в лицо, и из ее рассеченной скулы хлынула кровь. Женщину подхватили под заломанные руки и поволокли. Люди в переулке расступались в страшном молчании. Все это произошло за каких-то пару минут…
У Зины перехватило дыхание. Еще несколько мгновений, и ее тоже арестовали бы вместе со связной Бершадова. Развернувшись, она побежала к выходу из переулка. Сердце выскакивало из ее груди…