Казалось, весь мир в этот день был для нее подлинным даром.
– И кого? Кого страшится великий сатахан? – вопил Фанайял.
Маловеби продолжал изучать хлеб у себя на тарелке. Чем глубже ужас проникал в фанайялову душу, тем чаще он отвечал на свои собственные вопросы – вплоть до того, что собеседники стали ему не нужны совершенно.
– Аспект-императора!
Он говорил как человек, чей разум своими острыми гранями постоянно терзает его самого.
Посланнику Зеума уже пришлось испытать на себе подобные «переговоры», и он знал, что сейчас ему нужно просто ждать, когда падираджа готов будет услышать ответ.
– А мы стоим здесь, прямо здесь! Перед вратами его столицы! Все, что нам нужно, – это корабли, слышишь меня, человек, корабли! И Сатахану, нет, всему могучему Зеуму, никогда больше не нужно будет бояться!
– Даже если бы я мог это сделать, – наконец резко возразил Маловеби, – понадобились бы месяцы для…
Земля начала вдруг разъезжаться, как брошенные на воду доски.
Фанайял упал к нему на колени, а потом посланник Зеума, на пару с падираджей, опрокинулись назад, рухнув на землю одной брыкающейся кучей.
Мир превратился в колышущееся безумие, и все же Псатма Наннафери каким-то образом умудрилась встать.
– Да-а-а! – завопила она, перекрикивая поднявшийся грохот. – Твои дети слышат твой голос, о Матерь!
Шатер шатался, повиснув на стонущей арке. Варварская коллекция награбленных трофеев и роскошной мебели кренилась и раскачивалась подобно пляшущим трясунам. Хрупкие вещи ломались со скрипом и треском.
Ятверская ведьма, заходясь хохотом, выла, издавая сладострастные вопли:
– Да! Да-а-а-а!
А затем все кончилось, сменившись сверхъестественной неподвижностью земли у них под ногами.
Падираджа позволил себе любезность встать с зеумского колдуна. Хор голосящих воплей поднимался снаружи – сотни мужских глоток ревели и орали все громче…
Фанайял успел вскочить и выбраться сквозь полы шатра наружу еще до того, как Маловеби разобрался, где у него руки, а где ноги. Посланник потратил еще несколько мгновений, чтобы окончательно прийти в себя и привести в порядок свои затейливые одеяния Эрзу. Наннафери, крутясь и выгибаясь, плясала на валяющейся грудами роскошной обстановке гарема.
– Узри же! – взывала она из сумрака разгромленного шатра. – Узри, что должно!
Маловеби устремился прочь от ее восторженного экстаза и выскочил, моргая и щурясь, прямо под лучи слепящего солнца. Сборище сбитых с толку фанимских воинов заполняло лагерь.
– Тихо! – орал Фанайял, расталкивая людей и пытаясь вслушаться в происходящее за гребнями северных холмов. Он вновь простер руку:
– Тихо!
Падираджа повернулся к стоявшему рядом кианскому гранду Омирджи:
– Что ты слышишь?
Он воззрился на Маловеби, а затем перевел бешеный взгляд на всех остальных:
– Что они кричат? Что?..
Само Творение, казалось, затаило дыхание, вслушиваясь. Маловеби слышал отдаленный хор голосов, но в ушах его все еще стоял звон от грохота землетрясения – не говоря уж о безумных воплях ведьмы ятверианского культа.
– Стены… – ахнул незнакомый юный воин, его хмурая сосредоточенность на глазах превращалась в радостное изумление. – Они кричат, что обрушились стены!
Маловеби наблюдал, как до многострадального сына Караскамандри дошел смысл этих слов и лицо его преобразилось, охваченное столь могучими страстями, что они сокрушили бы большинство прочих душ…
Увидел его беззвучный вопль…
– Бог! – дрожа всем телом, прохрипел он. – Одинокий Бог!
Но возглас его казался слишком явно наполненным чувством, напоенным чем-то чересчур человеческим, свидетельствующим о чем угодно, но не о святости.
Крики и возгласы, доносившиеся из-за гребня холма, пронзали наступившую благоговейную тишину. Ятаганы вспыхнули в сиянии утреннего солнца.
– К оружию! – с внезапной дикостью заревел падираджа. – К оружию! Сегодня мы станем бессмертными!
И весь мир превратился в крики и ощетинившийся смертоносным железом натиск.
Фанайял, обернувшись, схватил Маловеби за плечо и яростно крикнул ему:
– Оставь себе свои проклятые корабли, богохульник!
Затем он скрылся в недрах шатра, чтобы забрать оттуда свое оружие и доспехи.
Благословенная императрица Трех Морей обошлась без церемоний и предложила генералу Искаулу проследовать за ней в пределы Мантии, где они могли бы увидеть город и обсудить, как лучше организовать оборону столицы. Генерал выглядел именно так, как и должен был выглядеть знатный норсирайский дворянин, – фигура героя, длинные светлые волосы с благородной сединой, могучая челюсть и столь же могучий акцент. Но манеру его речи скорее можно было счесть свойственной ученому, а не галеотскому военному вождю: что и понятно, поскольку Искаул славился в армии империи как офицер, в равной мере способный и тщательно спланировать кампанию, и держать в уме все необходимые расчеты, всегда зная, какие именно ресурсы находятся в его распоряжении.
Он начал с бесконечных вопросов. С помощью Финерсы и Саксилласа императрица сумела пережить это тяжкое испытание. Но без Телиопы никто из присутствующих не сумел дать исчерпывающих ответов. Более того, некоторые вопросы, например о количестве бельевых веревок в городе (как выяснилось позже, для лошадиной упряжи), попросту вызвали недоверчивый смех. Беседа была наполнена легким весельем и взаимным уважением, и Эсменет, в конце концов, воскликнула:
– И как могло так случиться, что мой муж ни разу не вызывал тебя сюда?
– Это потому что я следую за полем битвы, ваше великолепие, – ответил генерал, – просто в этот раз само поле явилось сюда.
Его красноречие заставило ее обратить взор к сумрачным хитросплетениям и лабиринтам Момемна. И у нее, как это часто случалось, засосало под ложечкой от высот и далей, что лежали между ней и ее народом…
Земля заколыхалась, словно одеяло. Вновь и вновь. Все сущее приподнялось и содрогнулось.
Она оказалась единственной, кто устоял на ногах.
Задняя терраса ходила ходуном, как корабельная палуба во время шторма, только, в отличие от корабля, эти толчки не смягчались водой.
Она стояла, а весь мир вокруг нее сотрясался.
Земля, казалось, подпрыгнула, ударив ее по подошвам сандалий, но императрица продолжала стоять, словно привязанная и поддерживаемая какими-то незримыми нитями. Несмотря на все свое самообладание, генерал Искаул шлепнулся на зад, словно еще только учащийся ходить карапуз. Финерса рухнул на колени, а затем ударился лицом, попытавшись опереться на руку, которой у него больше не было. Саксиллас, ее экзальт-капитан, хотел поддержать свою императрицу, но промахнулся и свалился ей под ноги.