Новичок. История тайного оружия - читать онлайн книгу. Автор: Лев Федоров cтр.№ 27

В тот год были закончены испытания автоцистерны для заражения местности, причем была испытана привезенная «гостями» система распылителей, позволявшая давать крупные капли и большие плотности заражения [678]. Те распылители были закуплены и вместе с чертежами установки переданы на завод «Промет» (Ленинград) для использования при создании советской БХМ-1. Сама машина БХМ-1 была принята РВС на вооружение 27 февраля 1932 г. [90].

Были закончены также испытания химического фугаса, образцы которого отличались от предыдущих лишь деталями [678]. Испытания были выполнены, среди прочего, с вязким ипритом. Площадь заражения – примерно 300 м². Свой фугас ХФ-1 советская сторона поставила на вооружение уже 27 февраля 1932 г. [90].

«Гости» привезли несколько образцов вязкого иприта, причем некоторые оказались особенно «эффективными» – во всяком случае, красноармеец, который вымазал руку так называемым канифолевым ипритом после его нахождения на местности в течение 20 дней, получил вполне типичное ипритное поражение [678]. В общем, в отчете справедливо указывалось:

«1. Работа с гостями в 1931 г. принесла нам несомненную пользу. Полное использование достижений гостей может значительно содействовать усовершенствованию наших средств химической борьбы.

2. Дальнейшая работа с гостями в 1932 году, безусловно, еще целесообразна».

Поначалу планы на сезон 1932 г. в Шиханах были вполне позитивными [679]. В феврале немецкая сторона передала план работ, который включал технические опыты и тактические испытания. В перечень стодневных технических опытов были включены: проверка уровня опасности участков, ранее зараженных твердым ипритом, опыты с образцами германского твердого и вязкого иприта, артиллерийские испытания с использованием различных ОВ (включая твердые, вязкие и жидкие иприты) и различных конструкций химических снарядов, опыты с новыми типами воздушных средств химического нападения и разнообразными рецептурами ОВ, а также серия опытов по заражению местности большой и малой БХМ и химическими фугасами.

Впрочем, в 1932–1933 гг., наряду с желанием продолжать совместные советско-германские военно-химические работы, у ВОХИМУ наличествовали и иные чувства. Недоверие «друзей» друг к другу было в те годы постоянным. Во всяком случае, во внутренних документах РККА все время подчеркивалось, что совместные работы с Германией должны предусматривать «возможность отказа от дальнейших опытов тогда, когда мы сочтем это необходимым».

Несходство целей проявилось в том, что германская сторона связала свои планы 1932 г. условием «участия в денежных расходах командования Красной армии». Серьезность этого условия подкреплялась предупреждением, что при его невыполнении гости будут вынуждены «значительно сократить срок пребывания немецкого личного состава». У советской стороны на сей счет были свои соображения. Здесь полагали, что германская армия скрывает от своих «друзей» новые ОВ, к тому же пытается экономить там, где не ожидалось. В ходе дальнейшего обмена аргументами в ответ на обвинение в сокрытии от советской стороны новых типов ОВ было указано, что «в Германии натолкнулись на… громадные научно-технические затруднения и небольшие перспективы по изобретению новых веществ, вследствие чего центр тяжести переносится на развитие имеющихся ОВ, стремясь к увеличению их действия до максимума, находя новые способы применения их, усовершенствуя в то же время все то, что уже имеется». В общем, армия Германии взяла тайм-аут на год [679] – к вящему удовольствию Я. М. Фишмана, который весь 1932 г. посвятил, по существу, первым широкомасштабным испытаниям в Шиханах всего и вся и во все сезоны [163, 164].

На сезон 1933 г. в Шиханах тоже планировалось немало. Во всяком случае, 9 октября 1932 г. начальник ВОХИМУ жаловался в Разведупр РККА, «что до настоящего времени по линии военно-химического дела имеет место далеко не полное ознакомление нас „друзьями“ с их действительными достижениями» [679]. Стоит перечислить то, что интересовало Я. М. Фишмана тогда: «1. Новое кожно-нарывное ОВ, превосходящее по боевому эффекту обычный иприт. 2. Рецептуры вязкого иприта для фугасов, артхимснарядов, авиахимбомб, выливных авиационных приборов и боевых химических машин… 8. Артхимснаряды с вышибным дном. 9. Выливные авиационные приборы, работающие под давлением в результате химической реакции».

Во время последовавших вскоре переговоров с представителями Германии Я. М. Фишман потребовал представления уже двух новых ОВ – более сильного, чем иприт, кожно-нарывного ОВ и более сильного ОВ раздражающего действия. Более того, он потребовал «организации в Германии солидной лаборатории по синтезу новых ОВ с привлечением виднейших специалистов (чтобы найти новые ОВ, нужно их искать) и допущение наших специалистов для работы в этой лаборатории» [679]. Работать в таком ключе военные химики Германии готовы, скорее всего, не были, однако они постарались найти решение, чтобы все-таки провести совместные опыты 1933 г., но в рамках своих планов.

Осталось указать, что и почему не интересовало Я. М. Фишмана. Его не интересовали совместные тактические испытания («мы это можем сделать и без них»). А еще после успешных собственных опытов 1932 г. [163, 164] его уже мало интересовали партнеры, решавшие свои вопросы, но не вопросы, которые интересовали его, Я. М. Фишмана. И 17 мая 1933 г. в письме М. Н. Тухачевскому Я. М. Фишман докладывал однозначно: «Считаю нецелесообразным допуск „друзей“ на центральный химический полигон, где они сильно мешают нашей работе и ведут разведку» [679]. Отметим, что к этому вряд ли имели отношение события 10 мая 1933 г. в Германии, когда фашисты устроили костры из книг «неарийского духа» в Берлинском университете (хотя потом оно и окажется важным для историков), равно как не имел отношения приход к власти А. Гитлера (1889–1945), случившийся в январе 1933 г. Просто то была логика самодовольного советского военачальника, который исходил из своих внутренних эгоистичных мотиваций.

Для разрыва была разыграна интрига. Поскольку М. Н. Тухачевский за неделю до того демарша наложил на письме начальника Разведупра Я. К. Берзина иную резолюцию, чем ожидалось («в 1933 г. опыты в Томке продолжить») [679], три богатыря – участники военного сотрудничества с Германией (руководители танкового, химического и авиационного управлений РККА) – поступили по-своему. Они получили от наркома К. Е. Ворошилова совсем иное – «директиву к постепенному и безболезненному свертыванию предприятий „друзей“» (то есть к ликвидации объектов в Липецке, Казани и Шиханах) [679]. Потом собрали 31 мая совещание с Я. К. Берзиным, на котором нашли аргументы, как не выполнять уже достигнутую с приезжавшим лично в Москву начальником вооружений рейхсвера генералом Бокельбергом (тогда его даже свозили в Бобрики, чтобы продемонстрировать панораму стройки химкомбината – так и не состоявшегося в будущем флагмана химической войны, завода № 100 в Сталиногорске) договоренность о проведении совместных опытов с 15 августа по 1 ноября 1933 г. А дальше был сформулирован предлог, вполне изящный: «Учитывая данное „друзьям“ разрешение… заявить, что вообще химический полигон в Томке с лета 1933 г. закрывается и все работы на нем, в том числе работы РККА, прекращаются, так как правительственные органы, обследовавшие месторасположение его, нашли весьма опасным наличие в Томке полигона для окружающего населения и предложили НКВМ перенести полигон в другое место. Вследствие чего совместные работы до 1934 г. невозможны» [679].