Сожженные революцией - читать онлайн книгу. Автор: Анджей Иконников-Галицкий cтр.№ 62

Победа Временного правительства и эсеро-меньшевистского большинства съезда Советов была эфемерной. Весть о событиях на Полюстровской набережной взбудоражила многочисленных сторонников анархии. Несколько тысяч кронштадтских матросов собралось было идти на Петроград, вызволять «братву» и бить министров-«капиталистов». Рабочие заводов Выборгской стороны устроили прямо на даче Дурново над свежим трупом Аснина нечто вроде гражданской панихиды. Оттуда брожение стало распространяться по заводам и частям гарнизона. Особенно взволновался 1-й пулемётный полк, казармы которого располагались на углу Сампсониевского проспекта и Флюгова переулка (ныне Кантемировская улица). Но к вечеру всё как-то само собой успокоилось. Возможно, потому, что после изнуряющей дневной жары всем захотелось отдохнуть в относительной прохладе.

Арестованные анархисты по большей части были вскоре отпущены. Через две недели в Петрограде разыгралась новая драма: июльский кризис, попытка свержения Временного правительства. Роль заводил играли анархистские лидеры, но Железнякова среди них не было: оставленный под арестом за свои гранаты, он ждал суда. Удержавшееся у власти Временное правительство пыталось показать теперь свою суровость. Суд вынес блестящеглазому матросу громоподобный приговор: четырнадцать лет каторжных работ.

6 сентября имя Железнякова вновь замелькало на полосах газет, зазвучало на митингах.

Он бежал из Крестов.

Анатолий Железняков явился на свет, когда Мамонт Дальский уже был столичной знаменитостью. Правда, мы не знаем, слыхали ли в семье Железняковых имя первого красавца Александринской сцены. Может быть, и слыхали. Семейство это было вполне обыкновенное, приличное и не без образованности. Отец, Григорий Егорович, православного исповедания, служащий, из отставных унтеров, приписан после военной службы к мещанам московской Басманной слободы, но жительство имел в подмосковной деревне Федоскино. Там 20 апреля 1895 года родилось у него и у его любимой жены Марии Павловны третье дитя: сын Анатолий.

Вот фотографии: Григорий Егорович с Марией Павловной. Красивая пара. Он (сидит) – усатый, высоколобый, ясноглазый, с пышной кудреватой шевелюрой; широкая грудь, военная осанка: видно, что служил в гренадерах. Она (стоит, приобняв мужа за плечи) – стройная, чистая, миловидная. А вот и дети: старшая сестра Александра, брат Николай, лет тринадцати (энергичные брови, оттопыренные уши), а между ними – круглолицый малыш в коротких штанишках и матроске, Анатолий. Милый малыш. Пухлые щёки, коротенький аккуратный носик, ушки торчком, как у старшего брата. Ясный, прямой и открытый взгляд.

Фотография сделана в 1900 году.

Малышу отмерено ещё девятнадцать лет жизни.

Дети осиротеют через два года: отец умрёт внезапно, жить станет ох как трудно. Станут ли сыновья опорой матери? Не похоже. Характеры у обоих беспокойные – по фотографии видно (и младший, Виктор, родившийся незадолго до смерти отца, тоже унаследует это свойство). Вот Александра – та другое дело. Собственно, она вместе с матерью будет тянуть всю семью: мать пойдёт в подёнщицы, стирать и убирать; Александра, окончившая к тому времени гимназию, станет учительницей. Николай после многих скандалов и ссор уйдёт из дому и в Одессе наймётся матросом на торговый пароход. Это всё случится скоро, очень скоро.

Что касается Анатолия, то он окончит церковно-приходскую школу, городское четырёхклассное училище и в пятнадцатилетнем возрасте будет принят на казённое содержание в Лефортовское военно-фельдшерское училище.

А вот другая фотография, 1914 год. Молодой человек в матросской белой рубахе, в тельняшке. Бескозырка сдвинута на затылок. Ноги косолапо расставлены. Руки в брюки. Поза матроса-хулигана. Взгляд жёсткий, почти жестокий, и очень-очень беспокойный. С трудом узнаём в этом лице черты, знакомые по детской фотографии, разве что оттопыренные уши помогают. Анатолий Железняков – матрос-кочегар торгового флота.

Что случилось? Скандал в фельдшерской школе, невыход на торжественное построение по случаю «царского дня», карцер, отчисление. И запись в жандармской справке о неблагонадёжности: «Особых примет нет. Рост – выше среднего. Волосы – тёмные. Глаза – голубые. Увлекается чтением. В училище часто вёл со слушателями неблагопристойные разговоры о семье императорского величества» ^[169]. После отчисления полтора года проработал помощником аптекаря – и бежал вслед за братом, к морю. Стал моряком. Одну навигацию отходил на пароходе кочегаром.

Мальчик вырос. И в нём выросло из тайно брошенного зерна многошумное древо: ненависть к окружающей действительности.

Опасная особенность, привлёкшая внимание жандармов, – «увлекается чтением» – находит подтверждение в записях матроса Железнякова, сохранившихся в его «памятной тетради». Как и прискорбный факт политической неблагонадёжности. Матрос уже явно увлечён революционными теориями. Откуда только успел набраться! Слова «свобода» и «революция» выведены аккуратным почерком на тетрадных линейках.

Из «памятной тетради» Железнякова.

Начальная запись:

«Кто посягает на свободу человека, достоин позора и смерти.

<…> Жизнь скитальца полна треволнений, лишений и суровых переживаний, но прекрасна дикой свободой и вольным взмахом желаний» ^[170].

О войне:

«Люди гибнут за металл и от металла.

Цари людей, сильные мира сего, упившись властью, тешатся новой игрой, мировой бойней, идущей уже третий год.

Смейтесь! Но хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, а вы смеётесь в последний раз. Уже тянется наводящая на вас смертельный ужас кроваво-красная рука революции…» ^[171]

Фраза явно из книги, из какого-то гарибальдийско-народовольческого романа. Видно, много чего успел прочитать девятнадцатилетний мещанин Басманной слободы. Но высшая реальность врывалась в замкнутый мир тетрадных мыслей и чувств. Война.

В 1915 году Железняков достиг призывного возраста. Ко времени призыва он уже не носил матроску: вернулся в Москву, устроился работать слесарем на машиностроительный и снарядный завод Листа за Бутырской Заставой. Но пришлось снова надеть флотскую форму. Молодца призвали на флот и отправили в Кронштадт, в Машинную школу, а оттуда на учебный корабль «Океан», кочегаром.

Оттуда летом 1916 года Железняков бежал. Говоря на языке военного времени – стал дезертиром.

До этого жизнь его шла обычным ходом, со всякими шероховатостями, но в рамках дозволенного. Двадцать один год.