Сожженные революцией - читать онлайн книгу. Автор: Анджей Иконников-Галицкий cтр.№ 6

Едва Лопатин вернулся на милую родину, как новый начальственный бред по отношению к нему не замедлил осуществиться. В феврале 1868 года он привлечён к следствию и вновь арестован по делу о так называемом «Рублёвом обществе». На сей раз ему пришлось отсидеть в Петропавловской крепости, в Екатерининской куртине, целых восемь месяцев. А за что?

«Рублёвое общество» можно назвать революционным, только если видеть революцию во всякой форме общественной самоорганизации. Впрочем, российские власти именно к этому и склонны – как в те, далёкие, так и в наши времена. Переводя на современный язык, это общество было «некоммерческой общественной организацией», подобной тем, что нынче (полтораста лет прошло!) попали под пресс охранительного закона. Кто входил в его состав? Группа друзей-единомышленников: Герман Лопатин, Феликс Волховский, Николай Даниельсон, Николай Любавин, ещё десятка два московских и питерских интеллигентов. Какие цели они перед собой ставили? Изучать русскую деревню, издавать и распространять книги. Разумеется, у них была своя идеология, и она не совпадала с официально установленными «видами правительства». Что-то от коммунистических утопий, что-то от социального христианства, что-то от позитивизма. Но ничего общественно опасного, заговорщицкого в планах общества не значилось.

Единственная книга, которую успели издать на ежемесячные рублёвые взносы (отсюда название общества), – «Древняя Русь» Ивана Худякова. Вся соль тут не в содержании книги – там нет никакой крамолы, есть лишь популярно изложенная история, – а в личности автора. Иван Худяков был осуждён по каракозовскому делу «как неизобличённый в знании о намерениях Каракозова, но уличённый в знании о существовании и целях тайного общества» ^[12]. За это «знание» он получил бессрочную ссылку в отдалённые места Сибири (там, в Иркутске, он и умрёт через девять лет от чахотки в лазарете для душевнобольных).

Согласитесь, издание книги познавательного содержания не есть преступление, даже если её автор осуждён. Собственно говоря, ни суда, ни приговора участники «Рублёвого общества» так и не дождались. Отсидев по полгода и больше, они были высланы из столиц в административном порядке, то есть исключительно по произволу жандармского начальства. Лопатин был направлен в Ставрополь «под надзор родителей». Можно ли придумать более неправосудное и бессмысленное решение? Если он виноват – накажите, если не виноват – оправдайте, снимите все подозрения. Но ведь охранительная власть не может признать себя неправой. И потому оставляет человеку один способ доказать свою правоту: прямое неповиновение власти, бунт.

Правда, Герман Лопатин в Ставрополе поначалу не собирался бунтовать. Он был хорошо принят в губернском обществе и, похоже, даже увлёкся предоставленной ему работой в должности чиновника для особых поручений при губернаторе. Но не проходит и года – и вот новая напасть, ещё более нелепая, чем предыдущие. Арест по «нечаевскому делу».

«Нечаевское дело» и его главный антигерой Сергей Геннадьевич Нечаев сыграли столь значительную роль в судьбе Германа Лопатина и в истории русской революции, что необходимо напомнить читателю, в чём тут дело.

Мещанин из Иваново-Вознесенска, учитель народных училищ Сергей Нечаев начал свою сатанинскую деятельность той самой весной 1866 года, когда Лопатин и сотни ему подобных подверглись бессмысленным арестам по «каракозовскому делу». Убеждённый и циничный разрушитель, человек, стремящийся властвовать над душами людей и наделённый даром такого властвования, Нечаев оценил ситуацию, сложившуюся в окружающем его молодёжно-интеллигентском обществе. Множество горячих молодых душ – аки стадо, потерявшее пастыря. Озлобленные арестами и прочими безосновательными карами, убедившиеся в тупой бездумности власти, эти молодые люди и девицы с горящими глазами и спутанными мыслями – идеальный материал для манипулирования в нужном ему, Нечаеву, духе. Он проповедует на студенческих сходках. В его проповедях звучит главный мотив: революция – наше всё, революция выше добра и зла. Все средства хороши. Чем хуже, тем лучше. Никакого блага, кроме пользы революции.

Он собирает вокруг себя кружок фанатичных последователей. Он придумывает историю своего ареста и героического побега из Петропавловки. И ему верят, несмотря на очевидные несообразности этой сказки. Он мчится во Францию, в Швейцарию, он обводит вокруг пальца столпов эмиграции Бакунина и Огарёва, превращая сих многоопытных мужей в орудие своих замыслов. В 1869 году возвращается в Россию, сколачивает в Москве тайную организацию «Народная расправа» – настоящую секту ассасинов, объединённую нерассуждающим послушанием и нацеленную на политическое убийство. Но первая проба сил обернулась уголовщиной и крахом. Организованное Нечаевым убийство студента Ивана Иванова, одного из своих же, было раскрыто полицией. Нечаев скрылся за границей, «Народная расправа» развалилась. Одно за другим стали выходить на свет неприглядные и просто отвратительные обстоятельства московского убийства. Авторитет Нечаева под угрозой. И он выдумывает новый ход: запутать в свои сети, связать со своим именем как можно больше разных лиц. Он пишет сотни писем откровенно провокационного содержания и рассылает их тем людям в России, о ком точно знает, что они находятся под надзором полиции. В письмах он называет имена и адреса других поднадзорных, якобы участвующих в возглавляемом им политическом заговоре. Собственно говоря, это были письма, прямо адресованные в Третье отделение. Вы ищете заговор? Вот он, пожалуйте. Вам нужны виновные? Вот список и вот улики, не какие-нибудь косвенные, а прямые, от самого Сергея Нечаева. Конечно, в Третьем отделении не могли не понимать, что это ложь и оговор. Но не отказываться же от такого великолепного случая доказать наличие страшной революционной угрозы! Обозначить ещё раз свою необходимость! Интересы революционной бесовщины смыкаются с интересами репрессивного охранительства. И вновь начинаются аресты.

Лопатин был упомянут Нечаевым как участник заговора в одном из таких писем. И был арестован в третий раз. Теперь уже не только без вины, а прямо вопреки очевидности. Если с Каракозовым Лопатин был просто не знаком, то к Сергею Нечаеву и тогда и позже относился с нескрываемой неприязнью и в его планах никак участвовать не собирался.

Троекратно подтверждённый бессмысленный произвол толкает Лопатина на судьбоносное решение: бежать из-под ареста. Этот Рубикон был перейдён в январе 1870 года.

Побег совершился на удивление легко. Надо полагать, в Ставрополе все (даже жандармские офицеры) сочувствовали сыну милейшего председателя Казённой палаты, ни за что сосланному, ни за что арестованному. Дали спокойно уйти с гауптвахты, отсидеться на чужой квартире, а затем уехать из города. Искали скорее формально, для отчёта перед петербургским начальством.

А Лопатин стремился как раз в Петербург, к друзьям-единомышленникам. Прибыв в столицу, он узнал: по «нечаевскому делу» арестованы многие его знакомые, в том числе Михаил Негрескул, зять Петра Лаврова. Петр Лаврович Лавров, полковник артиллерии в отставке, автор скучноватых наукообразных трактатов по социальной философии, сделался в это время властителем дум «передовой» молодёжи – и тоже не без участия полицейских властей. Арестованный после покушения Каракозова, он за распространение «вредных идей» (то есть за свои теоретические сочинения, не содержащие призывов к насильственному свержению власти) был выслан в Вологодскую губернию. К началу 1870 года проживал под надзором в городке Кадникове, в сорока верстах к северу от Вологды.