– Милорд, свидетели показали, что вы с детства не любили короля.
Монтегю пожимает плечами: мол, это моя привилегия.
– Из вашего дома исходили лживые слухи, будто приказано снести приходские церкви. Вам известно, что именно такие слухи побудят простой люд взяться за оружие. Почему вы не вмешались?
– Трудно остановить слухи, – говорит Монтегю. – Если вы умеете это делать, научите меня. Заверяю вас, не я их распускал.
– Говорили ли вы… – он сверяется с бумагами, – что король убил первую жену недобрым обращением. Что затем он женился на шлюхе и родил незаконную дочь?
– Бабьи разговоры.
– Говорили ли вы, что турецкий султан – лучший христианин, чем наш король?
– Это вам Джеффри сказал? – Монтегю смеется.
Он продолжает: обсуждал ли Монтегю с лордом Эксетером, какое войско вы сможете собрать вдвоем? Говорил ли тот, что мало убить королевских советников, надо добраться и до их главы? Разве это не прямая измена?
– Полагаю, такие слова и впрямь были бы изменой, – отвечает Монтегю.
Он идет к маркизу Эксетерскому. Тут у него козырей куда меньше, и Эксетер это знает. Однако и Поли, и Куртенэ в последние годы увольняли любого слугу, заподозренного в приверженности новому учению или в чтении Библии, и тем вырыли глубокий колодец недовольства, откуда он может теперь черпать. Нужно только не полениться и раздобыть ведро.
Он говорит:
– Лорд Эксетер, вы присутствовали при разговоре, когда короля назвали скотом.
Эксетер закатывает глаза:
– Это все, что бедняжка Джеффри смог вам сказать?
– Вы говорили, что король и Кромвель друг друга стоят, оба губят страну ради собственных вожделений.
Эксетер возводит очи горе.
– Разве вы не говорили: «Все притязания короля на божественную власть бессильны исцелить его раненую ногу»? Разве вы не сказали: «Рана в ноге когда-нибудь его убьет»? И разве вы не сказали: «Когда Генрих умрет, то прощай, господин Кромвель»?
Эксетер не отвечает.
– Разве вы не сказали: «Да, у нас есть принц, но он скоро умрет, весь тюдоровский род проклят».
Эксетер вскидывается:
– Я не призываю проклятья ни на чью голову.
– Да, – говорит он. – Бабьи разговоры. Может, ваша жена призывает?
В разговор вступает Ричард Кромвель. Принимал ли лорд Эксетер монастырские земли?
Да.
Принимал ли он их по доброй воле?
Да.
Оправдывал себя, говорил, Господь его простит, потому что со временем это все вернется монахам?
Молчание.
– Как такое может случиться? – спрашивает Ричард.
– Если король покается и решит их вернуть, – говорит Эксетер.
– Или вновь подчинится Риму?
– Вы не можете этого исключить.
Он бьет кулаком по столу:
– Могу, поверьте.
Он говорит с Гертрудой, женой Эксетера. Она по-мужски энергична и предприимчива, делает все для блага семьи, в которую вышла замуж. Ее мачеха была испанка, одна из фрейлин Екатерины. Немудрено, что ее тянуло к обществу императорского посла Шапюи. Немудрено, что они делились друг с другом сокровенными мыслями.
Гертруду смутить непросто. До сих пор он ее не трогал, так что она считает его мягкосердечным.
– Я молю короля смилостивиться. Видит Бог, миледи, в вашем случае он явил большое снисхождение. Сам я всегда верю, что люди исправятся. – Он печально смотрит на Гертруду. – И часто бываю разочарован.
Выйдя от нее, он говорит своим людям:
– Надо взять под стражу мальчика. Сына Эксетера.
Все смотрят на него ошарашенно.
Он говорит:
– Король никогда не причинит вреда ребенку. Но все равно привезите его.
Ричард Кромвель поясняет:
– Мы не можем допустить, чтобы сына Эксетера вывезли за границу и собрали вокруг него сторонников.
– И сына Монтегю тоже привезите, – добавляет он. – Генри Поль примерно того же возраста.
Это катастрофа. Все древние семейства падают, словно кегли в игре великанов; летят с полок, как горшки во время землетрясения.
Бесс Даррелл привозят в Тауэр. Никто не удивлен, поскольку допрашивают всех дам Гертруды. Бесс, как всегда, выглядит ангелом: золотые волосы, глаза-васильки. Она передает ему все записанные факты и скопированные письма. Рисунки изменнической вышивки: фиалку Поля, календулу Марии. Однако в конце разговора она спрашивает:
– И что дальше? Мне вернуться и жить с этими людьми? Как отвечать на вопрос, что я сказала Кромвелю?
– Ответьте, что рассказали мне свои сны.
В этом семействе придают огромное значение снам. Постоянно записывают их, запечатывают и шлют друг другу с курьером. Судя по всему, им часто снится, что король умер. Иногда – что Джейн Сеймур является в саване, говорит королю, что ненавидит его и он проклят.
– Вы не можете вернуться к Куртенэ, потому что их больше нет. Отсюда вы поедете в Аллингтон, – говорит он.
Бесс поднимает голову:
– И что я буду там делать?
– Жить тихо.
– Вы вернете Уайетта в Англию?
Он кивает:
– Хотя не могу сказать когда.
– Говорят, король им недоволен.
– Он всеми нами недоволен.
Он думает: мы даже не знаем, жив ли еще Уайетт. Но я верю в его умение чуять опасность и уходить от нее. Или замирать, если так лучше: Уайетт стоял неподвижно, пока львица к нему подкрадывалась.
Бесс Даррелл говорит:
– Лорд Монтегю называет Англию тюрьмой. Твердит, что последние шесть лет был за решеткой.
– Но так и не попытался сбежать, – говорит он. – Как же они мне противны. Жалкие трусы. Сбеги он за море к Реджинальду, я мог бы его хотя бы уважать. Он бы показал себя мужчиной, с которым не стыдно сразиться.
– Это упростило бы вам задачу, поскольку было бы явной изменой. Но помимо того, что вы получили от меня, у вас есть только лепет Джеффри и пересуды кухонных мальчишек. Монтегю и Эксетер не скажут того, что вам нужно, если вы не вырвете из них измену силой, а этого вы не можете.
– Я весьма изобретателен, – тихо произносит он. – И ваши показания мне очень помогли.
– Но подумайте, милорд. Если считать изменой любые неодобрительные слова о короле или его делах, кто останется в живых?
– Я, – отвечает он. Генрих и Кромвель. Кромвель и Генрих.
– Эксетер думает, все переменится. Он знает, что Генрих боится отлучения. Думает, угроза заставит короля вернуться под власть Рима.