– Благодарю вас, мистер Харкорт, – сказал я. – Постараюсь, чтобы это не повторилось.
Я положил трубку, чувствуя, что все сошло сравнительно благополучно, но тем не менее меня еще долго била нервная дрожь. Беда была в том, что министерские контракты имели для нас огромную важность. В те трудные дни мы сводили концы с концами главным образом благодаря им.
Уж эта выбраковка туберкулезных животных! Когда ветеринар обнаруживал корову с открытой формой туберкулеза, она подлежала немедленному уничтожению, поскольку ее молоко представляло опасность для населения. Казалось бы, чего проще! Но к несчастью, закон требовал, чтобы кончина каждой злополучной коровы сопровождалась настоящим вихрем всевозможных грозных извещений и справок.
Страшнее всего было даже не обилие самих документов, а количество лиц, которым полагалось их рассылать. Порой мне начинало казаться, что тех моих соотечественников, кто их не получает, можно пересчитать по пальцам. Помимо Чарлза Харкорта, среди адресатов значились: фермер, которому принадлежало больное животное, полицейское управление, канцелярия министерства, живодер, а также местные власти. И конечно, всякий раз я кого-нибудь да забывал. В ночных кошмарах мне чудилось, что я стою посреди рыночной площади и с истерическим хохотом швыряю извещениями в прохожих.
Теперь мне даже трудно поверить, что за такое выматывание нервов плата была одна гинея плюс десять с половиной шиллингов за вскрытие.
Через каких-нибудь два дня после этой беседы с региональным инспектором мне снова пришлось выбраковывать туберкулезную корову. Когда настало время составлять документы, я сел за письменный стол перед кипой бланков и принялся их заполнять, а потом, перечитывая каждый по два раза, судорожно запечатывал его в надлежащий конверт. Нет, на этот раз я не допущу ни единой ошибки!
На почту я отнес их сам и, вознося безмолвную молитву, собственноручно опустил в ящик. Харкорт должен был получить их утром, после чего мне быстро станет ясно – напутал я снова или нет. Два дня прошли без осложнений, и я было возрадовался, но на исходе третьего утра меня в приемной ожидала весть, начертанная огненными буквами: «Позв. мин.»!
В голосе Китти Пэттисон чувствовалась напряженность. Она даже не пыталась ее скрыть.
– Да-да, мистер Хэрриот, – сразу же сказала она. – Мистер Харкорт просил, чтобы я вам позвонила. Соединяю вас с ним.
С замирающим сердцем я ждал, что в трубке раздастся знакомый рев, но спокойный, тихий голос, который я услышал, напугал меня даже еще больше.
– Доброе утро, Хэрриот! – Харкорт был краток и холоден. – Мне хотелось бы выяснить вопрос о последней выбракованной вами корове.
– Да? – просипел я.
– Но не по телефону. Будьте добры приехать в отдел.
– В… в отдел?
– Да, и, пожалуйста, немедленно.
Я положил трубку и побрел к машине. Ноги у меня подгибались. На этот раз Чарлз Харкорт явно был выведен из себя. В его лаконичности чувствовалось еле сдерживаемое бешенство, а вызов в отдел… это был очень грозный признак.
Двадцать минут спустя мои шаги уже отдавались эхом в коридоре отдела. Я шел, как приговоренный к смерти, мимо стеклянных панелей, за которыми усердно стучали машинистки, к двери с табличкой «Региональный инспектор».
Судорожно вздохнув, я постучал.
– Войдите! – Голос все еще был тихим и сдержанным.
Харкорт поднял голову от бумаг, указал мне на стул и вперил в меня ледяной взгляд.
– Хэрриот, – сказал он бесстрастно, – на этот раз вы перешли все границы.
Прежде он был майором Пенджабского стрелкового полка и в эту минуту выглядел типичным английским офицером индийской армии: породистый здоровяк с тяжелыми скулами над квадратным подбородком. В его глазах горели опасные огоньки, и мне пришло в голову, что, имея дело с подобным человеком, только круглый дурак позволил бы себе пренебречь его инструкциями… «Вот как, например, ты», – шепнул мне мерзкий внутренний голос.
Пока я ждал, что последует дальше, у меня пересохло во рту.
– Видите ли, Хэрриот, – продолжал он, – после нашего последнего телефонного разговора о туберкулезной документации я надеялся, что вы дадите мне хоть небольшую передышку.
– Передышку?..
– Да-да, как ни глупо, но, во всех подробностях объясняя вам процедуру, я наивно полагал, что вы меня слушаете.
– Но я слушал. Очень внимательно!
– Неужели? Отлично! – Он одарил меня невеселой улыбкой. – В таком случае я был еще более наивен, полагая, что в дальнейшем вы будете следовать моим указаниям. По простоте душевной я считал, что вы примете их к сведению.
– Право же, мистер Харкорт, я принял… поверьте мне…
– Тогда почему же, – внезапно взревел он, хлопнув широкой ладонью по столу так, что чернильный прибор затанцевал, – тогда почему же вы устраиваете из них балаган?
– Балаган? Простите, я не понимаю… – Больше всего мне хотелось выскочить из кабинета и убежать, но я удержался.
– Не понимаете? – Он продолжал хлопать ладонью по столу. – Ну так я вам объясню. Сотрудник ветеринарной службы побывал на этой ферме и обнаружил, что вы не вручили там извещения о приведении помещения в порядок и его дезинфекции!
– Разве?
– Вот именно, черт вас дери. Фермеру вы его не вручили, а прислали мне. Или вы хотите, чтобы я продезинфицировал этот коровник? Не съездить ли мне туда и не поработать ли шлангом? Я немедленно отправлюсь, если вас это устроит!
– Что вы… что вы…
По-видимому, стучать одной ладонью Харкорту показалось мало, – он пустил в ход вторую руку с совсем уж оглушительным результатом.
– Хэрриот! – загремел он. – Я хотел бы получить от вас ответ только на один вопрос: нужна вам эта работа или нет? Скажите только слово, и я передам ее другой ветеринарной фирме. Тогда, быть может, и вам, и мне жить будет спокойнее.
– Даю вам слово, мистер Харкорт, я… мы… нам очень нужна эта работа! – Я говорил с полной искренностью.
Инспектор откинулся на спинку кресла и несколько секунд молча смотрел на меня, а потом покосился на свои часы.
– Десять минут первого! – буркнул он. – «Красный лев» уже открылся. Пойдемте выпьем пива.
В зале пивной он припал к кружке, потом аккуратно поставил ее перед собой на столик и устало взглянул на меня.
– Ей-богу, Хэрриот, кончили бы вы небрежничать! Просто сказать не могу, как это меня выматывает.
Я ему поверил: лицо его побледнело, а рука, снова взявшая кружку, заметно подрагивала.
– Право же, я искренне сожалею, мистер Харкорт. Не понимаю, как это получилось. Вроде бы я все проверял и перепроверял. Во всяком случае, я постараюсь больше не доставлять вам лишних затруднений.
Он кивнул и хлопнул меня по плечу.