Тристан рухнул в кресло и уставился на меня остекленевшими глазами.
– Мы, конечно, спасены, Джим, – прошептал он. – Но после этого вечера я уже никогда не стану прежним. Я пробежал десятки миль, звал его и чуть не лишился голоса. Не знаю, как я остался жив, можешь мне поверить.
Я тоже испытывал бесконечное облегчение, тем более что мисс Уэстермен явилась через каких-то десять минут, и мы еще острее почувствовали, как близка была неминуемая катастрофа.
– Миленький мой! – воскликнула она, когда Хэмиш прыгнул ей навстречу, растянув губы и неистово подергивая обрубком хвоста. – Я весь день так о тебе тревожилась!
Она нерешительно посмотрела на ухо, усаженное рядами пуговок.
– Насколько лучше оно выглядит без этой ужасной опухоли! И как аккуратно вы прооперировали! Благодарю вас, мистер Хэрриот, и вас тоже, молодой человек.
Тристан, кое-как поднявшийся на ноги, когда она вошла, слегка поклонился, а я проводил ее до дверей.
– Через полтора месяца снимем швы, – сказал я ей вслед и кинулся назад в гостиную.
– Зигфрид подъехал! Хотя бы сделай вид, что ты занимался.
Тристан подскочил к книжным полкам, схватил «Бактериологию» Гейгера и Дэвиса, записную книжку и нырнул в кресло. Когда вошел его брат, он был погружен в чтение.
Зигфрид остановился перед камином, грея руки. Он порозовел, и вид у него был самый благодушный.
– Я только что говорил с мисс Уэстермен, – объявил он. – Она очень довольна. Вы оба молодцы.
– Спасибо, – сказал я, но Тристану некогда было отвечать: он штудировал учебник, делая пометки в записной книжке. Зигфрид зашел за спинку кресла и поглядел на открытую страницу.
– A-а, Clostridium septique, – пробормотал он со снисходительной улыбкой. – Да, бациллы этой группы стоит подучить. Без них ни один экзамен не обходится. – Он потрепал брата по плечу. – Рад видеть, что ты взялся за ум. А то в последнее время ты только шалопайничал. Вечер за учебниками тебе очень полезен. Верно, Джеймс? – Он повернулся ко мне. – Вы сами ему скажите! Еще несколько таких вечеров, и он может ничего не опасаться.
– Совершенно верно.
– Наверстает все потерянное.
– Безусловно.
– Так-то! – И Зигфрид ушел спать.
Мистер Потс
Когда я выписался из госпиталя, то предполагал, что меня тут же отправят на континент, и уже подсчитывал шансы на встречу со своими товарищами-летчиками.
Однако я с удивлением узнал, что мне на пару недель придется отправиться в санаторий для выздоравливающих, перед тем как в отношении меня может быть принято какое-то решение. Санаторий располагался в Падлстоуне, неподалеку от Леоминстера, – в красивом здании, окруженном садами. Командовала в нем милая пожилая дама, с которой удачливые летчики играли в успокаивающие игры типа крокета или гуляли в прохладном лесу. Здесь не существовало такой вещи, как война. Две недели подобного ухода наполнили меня силами. Я чувствовал, что вскоре получу новое назначение.
Из Падлстоуна я вернулся в Манчестер и Парк-Хитон, и теперь мне было странно видеть, что среди поселившихся в коттеджах новых людей в голубых мундирах нет ни единой души, которая знала бы меня.
За исключением, конечно, командования крыла, которое и послало меня на лечение в госпиталь. По прибытии я имел разговор с командиром, и он сразу взял быка за рога.
– Хэрриот! – сказал он. – Боюсь, что вам больше нельзя летать.
– Но мне же сделали операцию… Я чувствую себя значительно лучше.
– Знаю, но ваше здоровье не позволяет вам быть готовым на сто процентов. Врачебная комиссия официально понизила вашу готовность по здоровью, а я уверен, что вы понимаете: пилоту нельзя быть готовым меньше чем на сто процентов.
– Да, конечно.
Он посмотрел в папку, которую держал в руке.
– Я вижу, вы ветеринар. Ммм, это тоже представляет проблему. Обычно, когда летчику запрещают летать, мы переучиваем его для работы на земле, но ваша профессия – из числа забронированных. Вы и в самом деле можете служить только в летном составе. Так-так, надо посмотреть.
Разговор шел в деловом стиле, в нем не было ничего личного. Те несколько слов, которые произнес человек такого уровня, не оставляли возможности для спора. Они одним ударом уничтожили все надежды, которые я лелеял относительно моей службы в Королевских ВВС.
Я был вполне уверен, что, раз мои летные дни кончились, меня спишут со службы. Покинув командира крыла, я медленно шел в свой коттедж в дальнем конце аллеи и размышлял о своем вкладе в военные усилия страны.
Я не произвел ни одного выстрела по противнику. Я перечистил горы картошки, отмыл бесчисленное количество тарелок, кидал лопатой уголь, чистил свинарники, много километров отшагал маршем, бесконечно долго занимался шагистикой, я, наконец, как по мановению волшебной палочки, научился летать, а теперь все это переставало иметь какой-либо смысл. Я прошел через просторное помещение столовой, а из динамиков доносился марш Королевских ВВС.
Знакомые звуки напомнили мне о пережитых мгновениях, о моих друзьях. Я внезапно почувствовал себя очень одиноким, отрезанным от мира человеком. Для меня такое ощущение было внове, и в этих незнакомых мне прежде обстоятельствах я стал думать о мистере Потсе из моей ветеринарной практики. Наверное, он чувствовал себя так же.
– Как дела, мистер Хэрриот?
Это были простые слова, но в них звучала напряженность, почти отчаяние, и это придавало им дополнительную значимость.
Я виделся с ним почти ежедневно. В моей непредсказуемой жизни было очень трудно заниматься чем-то регулярно, но перед обедом мне нравилось прогуливаться по берегу реки в компании моего спаниеля Сэма. Тогда-то мы и встречали мистера Потса и его старую овчарку Нипа. Видимо, у них были те же привычки, что и у нас. Его дом граничил с участками вдоль реки, и он проводил много времени в прогулках со своей собакой.
Многие фермеры, отошедшие от дел, оставляли за собой небольшие участки земли и какое-то количество скота, чтобы сделать плавным переход от упорной борьбы за существование к ежедневному досугу, но мистер Потс купил одноэтажный дом с садом, и было видно, что время для него тянулось бесконечно.
Возможно, такой вариант подсказало ему состояние его здоровья. Встречаясь со мной, он опирался на палку, а его синеватые щеки ходили вверх-вниз от тяжелого дыхания. Он являл собой самый очевидный случай сердечной недостаточности, который я когда-либо видел.
– Спасибо, мистер Потс, – отвечал я. – А как ваши?
– Да так, средненько, старина. Скоро мне будет совсем не хватать воздуха. – Он пару раз кашлял, а затем задавал свой обычный вопрос: – А чем вы занимались сегодня с утра? – Его глаза становились шире, и в них загорался интерес. Он и в самом деле хотел это знать.