Можно тебя навсегда - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Романова cтр.№ 34

     – Не подумаю, – согласился он, с силой притягивая Женю, чтобы буквально впиться поцелуем, пока она расправлялась с ремнём, пуговицей, молнией и обхватывала член, сначала сквозь бельё, а потом – без.

     Богдан приподнялся, позволяя приспустить с себя брюки вместе с трусами. Облокотился о боковину дивана, расставил ноги шире, наблюдая за Женей, опустившейся на корточки перед ним.

     Собрал ладонью рыжеватые волосы, потянул к затылку, вынуждая Женю откинуть шею, приоткрыть соблазнительный рот. Она смотрела в его глаза с покорной готовностью. Одной рукой скользила по стволу, оглаживала головку, спускалась к яичкам, захватывая в ладонь.

     Богдан задержал взгляд на порозовевшем личике Крош, впитывая в себя то, что видит, ещё немного потянул за волосы. Крош опустила взгляд, поменяла позу, вдруг встав на колени, а потом взглянула буквально умоляюще, словно происходящее ей было нужнее, чем Богдану.

     Он кивнул, давая разрешение, едва прищурился, наблюдая за действиями Крош. Та быстро облизала губы, пододвинулась к налитой головке, дотронулась горячим дыханием и кончиком языка, отчего Богдан едва не взвыл, а после обхватила ртом головку, осторожно всасывая, попуская и снова всасывая.

     Движения были острожные, приноравливающиеся. Богдан терпеливо ждал, пока стоявшая на коленях свыкнется с размером, приспособится, даст понять, на что она готова дальше. Женя захватывала больше и больше, пока не сжала головку горлом, скользнув языком по мошонке.

     Твою мать! Она действительно могла заглотить по самые яйца. Умела делать тот самый, почти мифический, горловой минет.

     Богдан посмотрел на Женю, перехватил её взгляд, сжал пальцы на затылке, наматывая густые рыжие волосы на кулак, качнул бёдрами, вынуждая принять член глубже. Глаза Крош распахнулись, но она не отпрянула, покорно приняла, расслабив горло, давая понять – она готова к большему.

     Потянул за волосы, не отводя взгляда, качнул бёдрами ещё раз, агрессивней, а потом ещё сильнее, видя готовность и жаждущую покорность во взгляде. Наконец он отпустил себя, сдёрнул пломбу с тублера, насаживал женский рот без устали и церемоний, трахал с той силой, которая необходима ему. Прямо сейчас – необходима, как воздух.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

     Женя продолжала стоять на коленях. Она давилась, из глаз текли слёзы, но с каким-то немым и безусловным восторгом принимала то, что делал Богдан. Чистой воды безумие, сумасшествие, концентрированный, высшей пробы восторг. Взаимный. Богдан ошибаться не мог.

     Не здесь. Не сейчас. Не с этой женщиной.

     Оргазм почти застал врасплох, Богдан с трудом удержался на ногах, не скатился на пол, растянувшись почти бездыханным телом. После он подхватил Женю, дёрнул на себя, впившись жадным поцелуем в рот. Он никогда не был ханжой, излишне брезгливым, сейчас – тем более.

     Губы у Крош припухли, на щеках оставались дорожки слёз, Богдан зацеловывал трясущуюся женщину и сам сходил с ума от произошедшего. От происходящего прямо здесь и прямо сейчас.

     Хороший минет похож на любовь – любой мужчина это подтвердит. Только это и была любовь. Так думал Богдан, когда Женя убежала в ванную комнату, предварительно выдав ему влажные салфетки.

     Он привёл себя в порядок, застегнул брюки, откинул голову на спинку дивана, всё ещё пребывая в звенящей пустоте, не смея даже теням мыслей забраться в собственную голову. Думать и решать он будет потом.

     Мельком увидел подарочный пакет, с собственным презентом от Крош. Улыбнулся. Бесстрашно протянул руку.

     Столкнулся на скорости двести восемьдесят километров в час с бетонной стеной.

     С покрывала в технике пэчворк – лоскутное шитьё, – собственноручно сшитом Крош, смотрели улыбающиеся лица Яны и Аришки. Фотографии на ткани, бережно сшитые кусочки прошлой жизни, как удар со всей силы в солнечное сплетение. С оттяжкой.

     Богдан зажмурил глаза. Невыносимая, гремучая боль мгновенно затопила всё его существо, громыхнула в висках, вызвала тошноту, подкатила желчью к горлу, сжала лёгкие, вырвала кадык.

     Он встал. И тихо закрыл за собой входную дверь.

     Июнь выдался холодным, словно весна не только не собиралась уступать свои права, но и плавно перетекала в осень, огибая лето навязчивыми дождями. Начало же июля обрушилось парящей духотой, лишь из стоящей стеной тайги изредка доносился запах прелости, влаги и, едва различимый, хвойный.

     Богдан поднял взгляд от монитора, потянулся, перебарывая ломоту, зевнул и уставился в окно «конторы». Именно так называли административный корпус рабочие, он быстро привык. «Контора», значит – контора.

     В конторе было всего четыре кабинета. Один он делил с Егором – совладельцем, который редко здесь бывал, носился, как в мягкое место ужаленный, – молодость.

     Во втором расположилась бухгалтерия из двух работников. Матёрый главный бухгалтер – женщина предпенсионного возраста, приходящая ранним утром, а после обеда спешащая домой, к подсобному хозяйству. И её помощница – выпускница института путей сообщений в Новосибирске. За каким чёртом она вернулась на родину, Богдан не интересовался. С обязанностями справлялась – ему достаточно.

     Третий кабинет занимал технолог, дённо и нощно торчащий на кумысном производстве. В четвёртом должны находиться ветеринары. Зоотехнолог перебрался поближе к конюшням, заскакивал утром, быстро справлялся с бюрократией и спешил к подопечным, а его подчинённые – целыми днями в работе.

     Вот и получается, что находился Богдан на рабочем месте один, если не считать помощницы бухгалтера, как всегда молчаливой, тихой и максимально незаметной. Он резко встал, кресло отъехало в сторону, с грохотом ударилось о стену, обитую вагонкой.

     – Татьяна, здесь? – крикнул он в коридор, в сторону бухгалтерии. Ему ответила тишина. Пришлось пройти в торец, заглянуть в кабинет. – Я ушёл, – кинул он моргающей, как сова, бухгалтерше, окопавшейся в бумагах. – Закроешь тут, – он кивнул и вышел.

     Постоял с минуту на крыльце конторы, немного поразмыслив, отправился на конюшни, цепляя взглядом происходящее: два подсобных рабочих, пристроившихся на сезон, деловито курили у фуражной. Завидев хозяина конезавода, сигареты начали прятать, понимая бесполезность, видел – оштрафует.