Не вся La vie - читать онлайн книгу. Автор: Маша Трауб cтр.№ 49

– Я с вами не доживу.

– Это я до твоих сорока не доживу. Тридцать лет, все с матерью скандалит. С кем связалась? С кем? Со стариками?

– Ой, мама, прекрати.

– Да как ты с матерью разговариваешь? Мужа бы постеснялась. Ты есть хочешь? – кричит мама мне и тут же задает вопрос зятю – другим тоном, без паузы.

– Не хочет он есть, – кричу я.

– А я не с тобой разговариваю.

– Мама, пожалуйста, давай не будем.

– Давай. Я, что ли, начала? Доведет, а потом говорит: «Мама, хватит». А я валокордин пей.

– Мамочка, ну пожалуйста…

– Все, довела. Лучше бы не приезжали. Так все хорошо было. Ни спасибо, ни до свидания.

– Мамочка…

В результате мы обе рыдаем в разных концах приусадебного хозяйства. Потом мама уходит на кухню, а я скрываюсь в дальней комнате.

– Скажи ей, чтобы шла ужинать, – говорит моя мама моему мужу, считая, что я так раскричалась от голода.

– Иди поешь, – говорит мне муж.

– Не буду, – бурчу я.

– Она не будет, – передает муж теще.

– А кому я тут у плиты стою с шести утра? – опять вспыхивает мама. – Она не будет… Мне что теперь, все выбросить? – Она кидает ложку и уходит под яблоню курить.

– Иди, – просит муж.

– Поехали в магазин, – говорит мама отцу.

– Зачем? – пугается он, потому что они уже ездили.

– Поехали, – говорит мама таким тоном, что лучше пойти и завести машину, что отец и делает.

Я дожидаюсь, когда они выедут за ворота, и захожу на кухню. Быстро хватаю то, что осталось на столе. Вкусно! Доедаю и возвращаюсь в комнату. Мама возвращается.

– Эта поела? – спрашивает она у зятя. Эта – это я.

– Поела, – отвечает он.

– А суп? А мясо? А пирожки? – кричит с возмущением мама. Опять не так. – Пусть идет доедает.

– Надо доесть, – передает мне муж.

– Не буду, – бурчу я.

Возвращаемся в Москву. Вася остается у бабушки. Счастливый. Я прямо вижу эту картину. Вася сидит перед телевизором, точнее, лежит на диване, смотрит про роботов. Бабушка сидит рядом с диваном на детском стульчике. На коленях у нее поднос с тремя тарелками и две ложки. Бабушка, балансируя с подносом на неустойчивом стульчике, кормит внука с ложки. Вот она – деревенская жизнь.

– Позвони маме, узнай, как там у них дела, – говорит мне муж на следующий день.

– Не буду.

– Ладно, сам позвоню.

Муж умеет разговаривать с тещей. Он молча слушает ее монолог и угукает. Разговаривают они подолгу, минут по десять.

– Ну и как там дела? – спрашиваю я.

– Нормально.

– А что делали?

– Ели, потом опять ели, потом тоже ели. Сейчас снова едят.

– А еще что делали?

– Не знаю.

– А что мама так долго говорила?

– Она перечисляла, что съел Вася и в каких количествах.

– А про меня спрашивала?

– Да.

– А что спрашивала?

– Ела ты или нет.

– А ты что сказал?

– Сказал, что ела.

На следующий день, когда муж опять звонит теще, я стою рядом.

– Ну что? – спрашиваю я.

– Все нормально.

– Что нормально?

– Мама спросила, хорошая ли она мать, я сказал, что хорошая. Мама сказала, что другой матери у тебя нет. Я согласился.

– Можно подумать, у нее пятеро детей. Я тоже единственная дочь. И мной можно гордиться. И замужем, и ребенка родила, и работаю…

– Вот мама тоже сказала, что она все для нас делает. И с внуком сидит…

– Ой, можно подумать! Три недели в году, – завелась я. – Другие вон вообще все время. Со мной бабушка тоже сидела.

– Господи, как вы похожи, – не выдерживает муж.

Мы, конечно, миримся. Тоже со слезами и страстными объятиями.

– Прости меня, мамочка, – рыдаю я на материнской груди.

– Все, отлепись.

Первое интервью в газете. С портретом. Я купила два экземпляра: один себе, другой – маме. Открываешь газету – а там я. Слава.

Приехала на дачу с газетой. Хотела сразу отдать, но забегалась – разгружала сумки, стирала белье. Наступил вечер. Мама стала топить печку – было еще прохладно. Я случайно заметила, как она бросает мой портрет в огонь.

– Мама, как ты могла? Там же я, – закричала я.

– Где? – удивилась мама. – Это старая газета, я ее уже прочла.

– Там я такая красивая. – Я чуть не плакала. Родная мать, вместо того чтобы сохранить газету и показывать ее всем соседям, топит моей физиономией печку.

– Тебя там не было, я бы заметила, – уверенно сказала она.

Я начинаю рассказывать, что на третьей странице, справа, внизу, была я.

– Нет, Машенька, ты у меня, конечно, красавица, но в газете – там и губы, и брови, и глаза…

Хотя она имеет на это право. Мама была на восьмом месяце беременности. Училась, подрабатывала. Бабушка – мамина мама – жила в другом городе, должна была приехать через месяц. Мама поехала в библиотеку – сдавать книжки, а попала в роддом. Неожиданно, в автобусе, начались схватки. Мама пересела на другой автобус и доехала до роддома. Я родилась экстренно – за два часа. Мама дважды испытала шок. Первый раз – когда увидела, что вместо ребенка на руке акушерки лежит что-то белое. Как кокон или огромная медуза.

– Кто это? – закричала мама.

– Дура, успокойся, дочка у тебя в рубашке родилась, – сказала акушерка и шлепнула медузой в таз. На ладони лежал вполне нормальный младенец.

– А где ноги? – спросила акушерку мама. Она, видите ли, ручки увидела, а ножки – нет.

– Что ж такая неугомонная, – рассердилась акушерка. – И ножки, и ручки. Девочка – красавица.

– А пальчики? – Мама все никак не верила, что эта медуза, которую она увидела в первое мгновение после родов, может иметь человеческий облик.

Мама успокоилась и легла. И вдруг в окне увидела чье-то страшное лицо и руки. Появилось и пропало.

– Кто это? – опять закричала мама.

– Где? – спросила акушерка.

– Там, в окне, – показала мама.

– Успокойся. Второй этаж. Дождь идет. Давай послед рожать, – сказала акушерка.

Мама потужилась и опять посмотрела в окно. В окне она увидела свою маму, мою бабушку. Зажмурилась, решив, что сошла с ума. Опять открыла глаза – мать из окна не пропадала.