Homo Viridae: человек как вирус - читать онлайн книгу. Автор: Scientae Vulgaris cтр.№ 9

Происходило это так. Со временем собирательства и побирушничества стало недостаточно для добычи еды. Нужно было заниматься авантюрами. Если для самых ранних предков человека статичность была пользой – ведь каждый новый элемент способен привести к массовому вымиранию (имеется в виду тезис Андре Варагьяка «every innovation brought with it the danger of collective death») – то постепенный рост численности и конкуренции толкал нас от сбора корешков и моллюсков к охоте и новым изобретениям. Например, к тем, что были найдены на горе Драконов – практически Олимп китайской народной медицины.

Я говорю про Чжоукоудянь – это название местности в пекинском районе Фаншань, в центре которой возвышается Лунгушань (если точно – Гора костей дракона; 龙骨山). Название у горы такое, потому что у её подножия и в самой породе издревле находили огромные кости неведомых существ, которых тут же приписывали к мифическим и страшным и использовали в традиционной китайской медицине. Выход этой горы в свет традиционной науки состоялся в 1926 году, когда шведский геолог и археолог Юхан Гуннар Андерсон обнаружил в одной из пещер Лунгушаня зубы синантропа – этакого пекинского хомо эректуса, человека прямоходящего по Пекину, Homo erectus pekinensis. В 1993 году мир потрясла находка на вершине этой горы останков шаньдиндунского человека (поздний палеолит, шаньдиньдунская культура).

Большинство археологических находок, сделанных до 1941 года, бесследно исчезли во время Второй мировой войны. Но мы знаем, что у первой находки были свидетельства применения огня, а у второй даже наличия погребальных ритуалов. И они все вовсю охотились на окрестную живность.

Таким образом, расширив свое мировоззрение и включив туда ряд неизвестных, наш homo medicus был вынужден отвечать сам себе на множество вопросов. Откуда взялся огонь, почему на охоте везет или не везёт, и так далее. Охота вообще сама по себе привела к развитию орудий, и орудий, изготавливающих другие орудия. Процесс убийства привел к примитивной, казалось бы, цепочке сравнений: кровь животного такая же, как и наша; оно (животное) тоже не хочет умирать; на охоте может умереть и сам охотник; охотник и жертва могут быть взаимозаменяемы. В конечном счёте эта «мистическая солидарность» обнаруживает родство между человеческими обществами и животным миром. Убить преследуемого зверя или, чуть позже, домашнее животное становится эквивалентно жертвоприношению, в котором жертвы могут быть заменены. Человек из твари дрожащей становится вершителем судеб. Он отнимает жизни и пытается их разменивать, принося жертвы, задабривая дузов, договариваясь с ними – в общем, фантазируя вовсю.

Можно ли набраться храбрости и сказать, что заодно с историей медицины мы разбираем и историю религии? И да и нет. Судите сами: история религии – предмет отдельный, но начинается она так же давно. К примеру, широко известны и популярны исследования доктора Лауры Кехоль из Университета Гумбольдта, Берлин. Долгое время наблюдая за шимпанзе, она стала свидетелем странных ритуальных действий: молодой шимпанзе один приходит в лес, сидит напротив кривого дерева с дуплом, потом орёт что есть мочи, помещает камень в дупло, бьет по ветвям и делает разного рода мистические действия. Лаура резонно спрашивает себя, подтверждает ли увиденное тот факт, что у приматов есть или может быть религия с ритуальными действиями, алтарями и обрядами?

Да кто его знает, на самом деле. Но, как бы то ни было, именно первые религиозные скрепы стали первой системой, на которую можно было нанизать необъяснимые явления, будь то кривизна деревьев, удача на охоте, появление огня, молний, смерть и жизнь или даже наука об исцелении.

Важно добавить, что все эти концепции возникли на последних этапах процесса гоминизации. Они все еще активно изменяются, переоцениваются и скрыты от наших глаз тысячелетиями минувших эпох, прошедших после палеолитических цивилизаций.

У нас остается не так много свидетельств, чтобы мы могли судить о мировоззрении первых гоминидов: человеческие кости, в основном черепа, каменные орудия труда, пигменты (чаще всего красная охра, гематит), различные предметы, найденные в захоронениях. И только из позднего палеолита мы имеем наскальные рисунки и гравюры, расписную гальку, статуэтки из кости и камня. В определенных случаях (захоронения, произведения искусства в виде артефактов) и в пределах, которые мы можем рассмотреть, появилась небольшая направленность в сторону религиозного намерения. Но большинство артефактов до ориньякского периода (30 000 лет до н. э.) – а это по большей части орудия – не раскрывают ничего, кроме их утилитарной ценности.

Что ещё более невероятно, даже орудия труда обладали определенной сакральностью и вдохновляли людей на мифологическое мировоззрение. Первые технологические открытия – превращение камня в инструменты для нападения и защиты, владение огнем – не только обеспечили выживание и развитие человеческого вида. Они были чудом – технологией, разделившей мир на «до и после». Хоть сейчас они и кажутся нам вполне очевидными. Новые открытия также создали вселенную мифико-религиозных ценностей, вдохновили и подпитали творческое воображение. Достаточно рассмотреть роль орудий труда в религиозной жизни и мифологии первобытных людей, которые до сих пор остаются на стадии охоты и рыбалки. Мифико-религиозная ценность оружия – будь то деревянное, каменное или металлическое – все еще сохраняется среди сельского населения Европы, а не только в их фольклоре. Мы не будем здесь рассматривать придание сакрального значения (иерофания и кратофания) камням, скалам и гальке – слишком объёмный анализ в рамках популярного издания.

Но только вдумайтесь: у нашего вида появилось умение преодолевать расстояние с помощью метательного оружия, которое породило свои верования и легенды. Достаточно вспомнить о мифологиях, построенных вокруг копий, пронзающих свод неба и, таким образом, дающих возможность восхождения на небеса. Или о стрелах, которые летят сквозь облака, пронзают демонов или образуют цепь, достигающую небес. И так далее.

Археологические свидетельства наличия религиозной вселенной у палеолитических охотников восходят аж к временам франко-кантабрийского наскального искусства (30 000 до н. э.).

Если мы исследуем религиозные верования и поведение современных охотничьих народов, мы придём к невозможности доказать существование или отсутствие подобных верований у палеантропов. Возможно, но никто не скажет точно, первобытные охотники верили в животных, похожих на людей, но наделенных сверхъестественными способностями. Они, возможно, верили, что человек может превратиться в животное и наоборот; что души умерших могут входить в животных; наконец, верили в то, что таинственные отношения существуют между определенным человеком и определенным животным (когда-то это называлось «нагвализмом»). То же самое касается сверхъестественных существ, образы которых мы нашли в религиях охотников. Исходя из имеющихся данных, они были разных видов: териоморфные твари (люди-звери) и духи-хранители; божества типа Верховного Существа – Повелителя диких зверей, – которые защищают и дичь, и охотников; духи кустов; и духи разных видов животных.