История Испании - читать онлайн книгу. Автор: Артуро Перес-Реверте cтр.№ 17

С Филиппом IV, который являет собой редкую комбинацию бабника и святоши, Испания проживает долгий период жизни рантье – другими словами, инерционного существования за счет старых и при этом более счастливых времен. И это положение, чреватое крахом в самом ближайшем будущем, даст нам отсрочку еще почти на весь XVII век. Престижем сыт не будешь – а у нас все более настойчиво возникала необходимость чем-то наполнить желудок, – но верно и то, что, глядя из исторического далека, матерый испанский лев все еще казался грозным и пользовался в мире уважением, поскольку миру было невдомек, что потрепанная дикая кошка мучается язвой желудка, да и зубы у нее уже совсем съедены. Следуя весьма комфортной привычке своего папеньки, Филипп IV (который проводил время, каждый божий день чередуя театральных актрис с мессами и меняя койку на исповедальню) передал власть в руки фаворита, графа-герцога де Оливареса; фаворит же на этот раз, врать не будем, оказался министром с некоторыми идеями и умом, хотя труды по управлению этим огромным разноголосым хором для него, как и для любого другого на его месте, оказались непосильны. Оливарес, будучи не только спесивым упрямцем, но и субъектом смекалистым и прилежным, а еще трудягой, каких мало, стремился поднять все это предприятие, реформировать Испанию и сделать из нее современное государство по последней моде: что носилось тогда и еще должно было носиться пару веков и что сделало сильными державы, которые позже станут мировыми лидерами. Другими словами, стремился создать администрацию централизованную, могущественную и эффективную, а приложением к ней – по доброй воле или на поводке – всех подданных с привлечением их к общественно полезным делам, недостатка в которых явно не ощущалось. Закавыка была в том, что начиная от финикийцев, проходя через средневековых королей и мавров в их мавританских поселениях (как мы уже увидели в двадцати девяти предыдущих главах этого вечного дня сурка), Испания живет по-другому. Здесь кофе, ясное дело, существует для всех, но кроме того и в то же самое время – черный, с капелькой молока, с молоком, большой, без кофеина, американо, турецкий, с бренди «Магно», а мне – с мятой. В общем, кофе а-ля феодальная раздробленность. Даже герцог Медина-Сидония у себя в Андалусии вынашивал тайные планы независимости. И тут уж, конечно, ни тебе Оливарес, ни Господь Бог не помогут. И штука эта вылезала на поверхность, на какую клавишу ни нажми. С другой стороны, добиться того, чтобы общество, состоящее из идальго или тех, кто хочет ими казаться («Даже сапожники и портные прикидываются старыми христианами и разгуливают со шпагой на поясе», – пишет Кеведо), взялось за работу в поле, на скотном дворе, в торговле, то есть занялось тем, что уже служило источником обогащения в самых модернизированных государствах Европы – это ж было как попросить у быка молока, у судебного писаря – чести или у инквизитора – милосердия. Не больше повезло нашему другу Оливаресу и с финансовой реформой. Именно Кастилия – вернее, ее дворянство и высшие классы – получала доходы от Америки, но в то же время не кто иной, как она, оплачивала весь банкет – все налоги и все войны – людьми и деньгами. Граф-герцог хотел привлечь и другие земли короны, предлагая им теснее интегрироваться в общее дело в обмен на барыши и разные махинации; но ему сказали, что ничего не попишешь, что фуэрос неприкасаемы, что родина-мать – она у нас одна, а тебя, Оливарес, мы в гробу видали. Кастилии и дальше пришлось тянуть этот воз в одиночку, получая как пироги и пышки, так и синяки и шишки, а все остальные – как сидели раньше по углам, так там и остались, окопавшись в своем огороде, вместе с сарданами, паэльями, арагонскими хотами и тому подобным. Хорошо понимая, что именно стоит на кону в этой игре, Оливарес не захотел давить сильнее, чем было принято в те времена, и, вместо того чтобы сломить парочку хребтов и ввести унификацию силой, как это происходило в других странах (Франция Ришелье полным ходом шла по этому пути, обеспечивая Людовику XIV абсолютное и безоговорочное единство государства), ему пришлось действовать точечно и щипчиками. Однако, поскольку в Европе уже шла Тридцатилетняя война и Испания под влиянием своих австрийских кузенов – которые нас потом кинут – оказалась в эту войну втянута, Оливарес добивался того, чтобы каталонские, арагонские и валенсийские кортесы проголосовали за чрезвычайную субсидию на военное дело. Арагонцы и валенсийцы после долгих боданий все же сдались, а каталонцы сказали, что ни фига подобного, что не всякое лыко в строку и что ни одного гребаного дуро не дадут они ни на войну, ни на мир. Кастилия нас грабит. Ну и чтобы жизнь совсем малиной не казалась, подошло к концу перемирие с голландцами, и война во Фландрии возобновилась. Занадобились терции и звонкая монета. Так что хочешь не хочешь, а пришлось Оливаресу, чтобы вовлечь в дело Каталонию, прибегнуть к грязному трюку – атаковать французов со стороны каталонских Пиренеев. Но получилось нездорово, потому как королевские войска и прикрепленные к земле крестьяне не поладили – мало кому понравится, когда угоняют скот и зажимают в углу благоверную, – и все полетело в тартарары. О чем я подробнее расскажу в следующей главе.

К середине XVII века, и все еще с Филиппом IV у руля, начался обратный ход, как в танго. Однако на этот раз, для разнообразия, спусковым крючком послужила другая гражданская война – война с Каталонией. Фокус в том, что начиналось-то все для Испании как раз неплохо – войной с Францией. Там-то у нас все шло отлично, да еще и терции кардинала-инфанта, подоспевшие из Фландрии, прописывали лягушатникам ту еще ижицу. И в итоге испанские войска – об этой детали как-то сейчас редко вспоминают – дошли практически до Парижа, обнаружив то, в чем немцы несколько позже будут иметь возможность убедиться еще раза три-четыре: французские дороги густо обсажены деревьями, чтобы, двигаясь по тенечку, противник с комфортом мог захватить Францию. А проблема заключалась в том, что если при взгляде сверху все шло просто прекрасно, то, глядя в корень, выяснялось, что все просто ужасно. Эксцессы со стороны солдатиков – частично тех же каталонцев, кстати, – что творились на местности, а также весьма слабое желание способствовать ратным успехам и прежде всего крайняя неуклюжесть, проявленная министром Оливаресом, министром слишком модерновым для своего времени – до применения подобных методов оставалось еще века полтора, – по отношению к региональным привилегиям и фуэрос все вконец запутали. Хватало и раздоров, и мятежей, и срывов, которые Испания, в самый-то разгар Тридцатилетней войны, позволить себе никак не могла. А репрессии приводили к еще большим возмущениям. И вот в 1640 году крестьянское восстание перекидывается на Барселону, где убивают вице-короля. Оливарес, избрав твердую линию кнута без пряника, сильно облегчил задачу всяким там кабальеро де Тамарит, каноникам Кларисам (у нас тут каноник – каждой бочке затычка) и прочим экстремистам, которые, то ли по велению сердца, то ли прислушиваясь к звону в кошельке, уже и в те времена, со счетами в Андорре или без оных, с удовольствием ввязывались в разные сепаратистские проекты и другие заварухи. Так что восстание стало всеобщим, и за двенадцать лет кровопролитной войны Испания потеряла половину Каталонии: отступающая ожесточенная королевская армия – для начала и мятежные войска, крушившие все, что пахло испанским духом, – на закуску. А за перебитые горшки в лавке платили, как всегда, другие – те, что оказались промеж дерущихся, а их-то больше всего и было. И то обстоятельство, что Испания по уши увязла в европейской войне, развязало мятежникам руки. Но когда прилетела обратка и терции взялись за Каталонию, мятежное правительство тут же позабыло о независимости, ну или отложило ее до лучших времен, и без малейших угрызений совести ушло под протекторат короля Франции, объявив каталонцев его подданными (есть у меня одна книга, изданная в Барселоне, с посвящением: «Его Христианнейшему Величеству Королю Франции», просто умереть – не встать). После чего, с еще меньшими угрызениями, провозгласило французского короля графом Барселонским – наивысший титул, поскольку королями искони были только правители королевства Арагон. Тем самым сменив, с поразительной зоркостью, не до конца абсолютную испанскую монархию на монархию Людовика XIV – самую жесткую и централистскую из тех, что возникали тогда в Европе (лучшее доказательство чему вы можете получить сами: сравните сегодня, четыре столетия спустя, степень автономии испанской Каталонии с таковой у Каталонии французской). Однако новым подданным французского короля вся эта затея вышла боком, поскольку освободительная армия, прибывшая защищать своих новых соотечественников, оказалась еще более жестокой, чем испанские оккупанты. Что есть, то есть – в силу этой промашки Каталония и в конечном счете Испания навсегда лишились Руссильона – сегодня он является Каталонией французской. К тому же из тыла, в спину, был нанесен удар воюющей в Европе Испании, посреди ее войны против всех – войны, где на кон было поставлено очень многое. А Франция, которая спала и видела, как бы перехватить у нас статус мирового гегемона, извлекла для себя из ситуации максимально возможную выгоду, ведь Испании пришлось воевать на несколько фронтов: Португалия поднялась, англичане продолжали грозить нам в Америке, а этот сукин сын Кромвель намеревался превратить Мексику в британскую колонию. К счастью, Вестфальский мир положил конец Тридцатилетней войне, оставив Испанию и Францию разбираться друг с другом. Так что появилась возможность собирать камни. Решив покончить с этой язвой, Хуан Хосе Австрийский, незаконнорожденный сын Филиппа IV, затеял новую реконкисту – огнем и мечом, с позиций насаждаемого испанизма – это слова историка, не мои, – и начал он с провинции Лерида. А между тем жестокость и бесчинства французов привели к тому, что каталонцы уже по горло насытились своим новым монархом. Так что приверженцев антииспанизма, имея в виду то, что мы под этим обычно понимаем, в Каталонии уже днем с огнем было не сыскать. Так всегда и бывает. Барселона сдалась, и барселонцы встречали вошедшие в город войска как своих освободителей от французских угнетателей – примерно так же, как в 1939 году они принимали – взгляните на фотографии – войска франкистов. Такие вот гримасы корчит нам История. Местная буржуазия снова открыла свои лавки, местные фуэрос были восстановлены, а кто старое помянет – тому глаз вон. И Каталония снова в стойле – на следующие полвека.