Мухи - читать онлайн книгу. Автор: Максим Кабир cтр.№ 3

Лариса впитывала волшебные слова, впитывала и повторяла. Вальдшнеп порылся клювом в смоляных прядях незнакомки, выудил муху и съел ее. Пахло сыростью, тленом.

– Домик, спрячь нас, – прошептала Лариса.

Свет померк. Незнакомка исчезла. Лариса оторвала щеку от руин ломберного стола, потянулась. Встретилась взглядом с Гришей. Гриша умер, пока она спала. По остекленевшему глазу ползала муха. Струйка крови спускалась из уголка рта. На переносице налипло перышко.

– Братик, – промолвила Лариса, роняя икону.

Поплелась к Грише. И ужас объял ее, ужас, какого она еще не испытывала. Лампа задрожала, затрепетало пламя.

Между раскинутых ног брата стояла высокая бутылка. Пробка с пружиной покоилась в коченеющей руке мертвеца. На дне сосуда оставалась золотистая жидкость. В ней беззвучно лопались пузыри.

Лариса склонилась к бутылке, коснулась этикетки.

«Нижегородский монополь, – прочитала она. – Игристый, свадебный. Нектаральный вкус». И чуть ниже, мелким шрифтом: «При откупоривании остерегаться взрыва».

Это не был мираж. Самое настоящее шампанское здесь, в пустом доме.

Она прижала ладонь к губам.

В подъезде треснул выстрел. Лариса опрометью бросилась из квартиры. Масло капало в стеклянное дно плошки, и свет ерзал по черным стенам.

«Я забыла взять револьвер!» – обреченно подумала Лариса.

Маклок сидел возле окна. Но не спал, как утешала она себя. Из его макушки вырастала к потолку винтовка.

«Это не взаправду!» – запричитала Лариса.

Штык вонзили в темечко Маклока, так что острие прошло через мозг, нёбо, язык и мягкие ткани подбородка и уткнулось в грудь, не давая голове упасть.

Лампа звякнула о бетон, расплескивая горючее. Свет померк, тьма надвинулась из углов. В тамбурах кто-то захихикал.

Не помня себя от страха, Лариса метнулась вверх по ступенькам, схватилась за цевье винтовки. Четырехгранный штык выходил, как нож из тыквы. Намушник был испачкан частичками мозга.

Лариса завизжала, выдергивая оружие. По бетону что-то шлепало, приближаясь.

Отчаянно захотелось жить.

Она нагнулась, ощупала карманы Маклока. Нашла патроны. Взгляд устремлялся во мрак. Мрак чавкал и хрюкал, как легион.

Лариса взялась за рукоять, передвинула затвор по оси. Патронник плюнул латунной гильзой. Она заправила новый патрон, заперла, взвела ударник. Налегла, как учили: слева направо до упора гребня в стенку коробки. Вскинула берданку.

И увидела его прямо перед собой: истинного хозяина дома.

Звенящий вопль разнесся по этажам.

Дом спрятал беглецов в своей темной утробе.

Наши дни

Все было очень плохо. Хуже некуда. Город за окнами стремительно редел, бежевые соты новостроек сменялись красноватыми хрущевскими пятиэтажками, пятиэтажки – сталинками, сталинки – приземистыми купеческими домами, словно время шло вспять. Остались позади и эти окраинные деревянные дома, по бокам трассы раскинулась степь с редкими вкраплениями цивилизации. Вот мелькнула какая-то будка, вот мерно гудящие высоковольтные столбы и под ними огороды, огражденные кустарным заборчиком. Сгорбленная бабулька бредет за пасущимися козами. В голубом небе ни облачка, и пахнет пылью и гудроном. Асфальтная нить вьется по степи, дальше, дальше, дальше от цивилизации.

Саша поерзала на заднем сиденье автомобиля. Она заранее знала, что их новое жилье находится у черта на куличках, но рассчитывала, что кулички все же располагаются в черте города.

«Нам повезло, что у нас вообще есть жилье», – напомнила она себе.

Из магнитолы бренчал шансон, в наушниках мурлыкал Илья Лагутенко. Призывал утечь – сквозь резиновый коврик папиной «мазды» на горячее дорожное полотно.

Мама поймала в зеркале Сашин взгляд и ободряюще улыбнулась. За весну и июнь мама похудела и выглядела старше своих сорока двух. Лицо осунулось, под глазами набрякли мешки.

«Я должна быть взрослой», – сказала себе Саша. И улыбнулась в ответ, мол, ничего, переживем.

Главное, у них будет крыша над головой. Своя, не съемная жилплощадь. Больше не надо ютиться по общагам, просыпаться, смаргивая кошмары, в которых они с мамой бомжи, попрошайничают на вокзале. Мама крутит ручку шарманки, выдавливая заунывную мелодию, Саша пляшет, как обученная обезьянка…

Подайте, Христа ради, червонец золотой.

У обочины стелились заросли розоватого качима, торчали кустики фиолетовых, припавших пылью гиацинтов. Над соцветиями порхали пестрые бабочки. Пощипывал травку на пригорке черный козленок.

«А вокруг ни людей, ни машин», – вспомнилось из какой-то песни.

Папа насвистывал себе под нос, излишне бодро, фальшиво, от его напускного энтузиазма становилось еще тяжелее. Папа, напротив, помолодел, сбрил бороду, скинул лишний вес. Ему-то что, высадит их в поле, вышвырнет чемоданы из багажника, ну пока, доченька, пока, Танюшка. И помчит обратно в нормальную жизнь.

Ксеня прислала сообщение: «добрались?»

«Почти», – самонадеянно напечатала она.

– Скоро? – спросила, вытаскивая наушник.

– Вот-вот, солнышко.

Саша покосилась на времянку, утонувшую в сорняке.

Квартиру приобрели без ее участия: воспользовались моментом, – шептал внутренний голос. Она дала своим громким внутренним голосам имена. Их было двое, советчиков, вечных спорщиков. Та, что «должна быть взрослой», самостоятельной, правильной – Александра Вадимовна, пай-девочка, няша. И вторая, вопрошающая, почему Сашиным мнением никто не поинтересовался, – Шура, с ударением на «а», как у беззубого певца из девяностых.

На больничном Саша прочла «Доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона, и роман привел ее в восторг. Она обожала мрачные истории: По, Уайльда, Шелли…

В мае Саше вырезали аппендикс, пока она валялась на койке, мама подписывала документы. Вчера папины друзья перевезли в новую квартиру мебель и вещи. Саша ехала на готовенькое. Другого выбора не было.

«За те деньги, – сказала Александра Вадимовна, поправляя условное пенсне, – мы не купили бы и собачью будку в центре».

Но универ, но Ксеня, но школьные подружки…

– А давайте по мороженому! – предложил папа.

– С удовольствием, – опередила ее мама.

«Как обычно».

«Мазда» припарковалась у прилепившейся к трассе закусочной. Островок посреди зеленого океана, выцветшая надпись «Водопой». Под красными зонтами с рекламой пива – колченогие пластиковые столы. Летняя площадка отделена низкой каменной оградой и подперта вязами.

Саша выбралась из салона. Под кедами захрустел гравий. Голые плечи обдал теплый ветерок, заиграл в коротких каштановых волосах. Она повертелась, надеясь увидеть его – свой дом. За косматым, в васильках и нивянике, холмом возвышались девятиэтажки. Кучка панельных зданий на выселках.