– Уж я-то это хорошо знаю! Когда я впервые туда
приехала отдавать Эндрю в интернат, эта тишина меня просто раздражала.
– А что ты делала, чтобы к ней привыкнуть? – Он
улыбался, вспоминая ее глаза, и разделяющие их тысячи миль словно бы
испарялись.
– Я вела дневник. Он стал моим закадычным другом.
Именно благодаря ему я стала писать. Дневник превратился в очерки, потом я стала
писать рассказы, а потом написала первую книгу, а теперь, – она оглядела
сверхсовременную белую кухню, – а теперь смотри, что происходит, я на Западном
побережье пишу сценарий, которых никогда не писала. Так вот, я думаю, может,
тебе просто свыкнуться с тишиной и выкинуть это из головы?
Они оба рассмеялись.
– Мисс Филдс, вы недовольны?
– Нет. – Она задумалась и с мягкой улыбкой добавила: –
По-моему, я сейчас просто скулю. Мне было ужасно одиноко, когда я тебе
позвонила.
– В этом нет ничего зазорного. На днях вечером я звонил
сестре и чуть ли не плакал. Я попросил одну из моих племянниц передать ей мои
жалобы, надеясь найти у Марты хоть каплю сочувствия.
– И что она сказала?
– Что я неблагодарный паршивец, что мне платят в два
раза больше, чем я получал в Нью-Йоркской школе, и что мне следует заткнуться и
радоваться этому. – Он рассмеялся, вспоминая слова, переданные по телефону
племянницей. – Вот такая у меня сестра. Она, конечно, права, но я все равно был
ужасно зол. Я хотел сочувствия, а получил пинок под зад. И я думаю, что
заслужил его. Подобные вещи я говорил ей, перед тем как мы сбежали в Мексику.
– А как это было?
Дафне больше не хотелось работать. Ей просто хотелось
слышать голос Мэтта.
– О Боже мой, Дафна, Мексика – это был самый безумный из
моих поступков, но я о нем нисколько не жалею. Какое-то время мы жили в Мехико.
Три месяца провели в Пуэрто-Валларта, который тогда был маленьким сонным
городком с булыжными мостовыми, в котором никто не говорил по-английски. Марта
не только научилась там читать по губам, она научилась читать по губам
по-испански. – В его голосе при этом воспоминании снова прозвучали восхищение и
любовь.
– Она, наверное, изумительная женщина.
– Да, – его голос был тихим, – так и есть. Она во
многом напоминает тебя, знаешь? У нее есть одновременно воля и доброта, а это
редкое сочетание. Большинство людей, переживших в жизни суровые испытания, сами
ожесточаются. А она нет, и ты тоже.
Его слова заставили ее опять подумать, как же много он
знает, гораздо больше, чем она ему рассказывала. Но он уже решился признаться
ей:
– Миссис Обермайер рассказала мне о друге, который у
тебя был здесь. Ты о нем упомянула в нашем последнем разговоре. – Мэтт боялся
произнести его имя, словно не имел на это права. – Должно быть, это был замечательный
человек.
– Да, таким он и был. – Она тихо вздохнула и
постаралась не бередить старую рану, но это было трудно. – Сегодня вечером я
думала, насколько иной была бы моя жизнь, если бы был жив он или Джефф. Я
думаю, что не оказалась бы здесь и не тратила всех умственных сил за машинкой.
– Ты и наполовину не была бы тем, чем стала сейчас,
Дафна. Все это сейчас часть тебя. Это часть того, что делает тебя такой
особенной.
Она задалась вопросом, прав ли он.
– Я не знаю, можно ли считать, что тебе повезло, но,
возможно, в некотором роде да. Тебе пришлось пережить ужасные вещи, но ты
перековала их в орудия, которыми можешь пользоваться, превратила в
замечательные стороны своей личности. Это настоящая победа.
Дафна на самом деле никогда не думала о себе как о победителе,
скорее как о пострадавшем, но она также знала, что в глазах других это
выглядело именно так. Она победила: к ней пришел успех. Но жизнь этим не
исчерпывалась. Дафна это слишком хорошо знала. Далеко не исчерпывалась. Просто
для нее самой другие стороны жизни перестали существовать. Но, как бы то ни
было, Мэтью Дэйн улучшал ее восприятие жизни и самочувствие каждый раз, когда
она с ним говорила.
– Ты чертовски хороший друг, Мэтью Дзйн. После
разговоров с тобой мне хочется жить и снова тягаться со всем миром.
– Окружающий нас мир, с которым мы тягаемся, так
прекрасен.
– А кто научил Эндрю ездить на велосипеде? Но она уже и
так знала.
– Я. У меня сегодня после обеда было немного свободного
времени, и он как раз не был занят. Я на днях видел, какими глазами он
наблюдает за старшими детьми, ну вот мы и пошли с ним попробовать, и у него
отлично получилось.
Дафна улыбнулась, представив то, о чем он рассказал.
– Спасибо, Мэтт.
– Он тоже мой друг, знаешь.
– Ему повезло.
– Нет, Дафф. – Глаза Мэтта лучились добротой. – Это не
ему повезло, а мне. Благодаря таким детям, как Эндрю, моя жизнь обретает смысл.
Разговор подходил к концу.
– Наверное, я тебя задерживаю, нам обоим надо работать.
Как-то приятно было сознавать, что, когда она вернется к
своему письменному столу, он сядет за свой, и они оба в этот вечер будут
работать еще на протяжении нескольких часов.
– Передай завтра Эндрю от меня большущий привет и
поцелуй.
– Обязательно. Знаешь, Дафна, – он на мгновение
запнулся, как всегда, не зная, что можно сказать, а чего нельзя, – я рад, что
ты позвонила.
– Я тоже. – Благодаря ему она почувствовала тепло и
радость общения с другом. – Я скоро опять позвоню.
Они попрощались, и даже потом она чувствовала его
присутствие рядом с ней на кухне. Дафна пошла к письменному столу и взглянула
на свою работу, а потом пошла в спальню, переоделась в черный купальник и вышла
к бассейну. Теплая вода ласкала кожу, она проплыла несколько раз туда и
обратно, думая о Мэтью. Когда Дафна вышла, она почувствовала себя свежее и,
переодевшись, вернулась за письменный стол. И через полчаса снова была за
тысячи миль, погруженная в свой сценарий. Но в Нью-Гемпшире Мэтью Дэйн отложил
в сторону свои папки и выключил свет. Он сидел, глядя в огонь, и думал о Дафне.
Глава 23
– Какая она, Барб? – Барбара и Том лежали рядом на краю
его бассейна. Со времени их переезда прошло две недели, но Барбара редко
виделась с Дафной. Та была с головой погружена в работу и едва замечала, что
происходило вокруг. Днем Барбара делала, что ей полагалось, а все вечера
проводила с Томом. И его, и ее жизнь в корне изменилась за эти две недели, с
тех пор как они стали любовниками.
Они лежали и любовались закатом, Том слегка касался ее руки.
Ему всегда нравилось слушать ее рассказы про Дафну.
– Она настоящая трудяга, а еще эта женщина полна любви,
сострадания, печали.
– Неудивительно. На ее долю выпало столько несчастий,
что их хватило бы на добрый десяток человек.