Не мамкай! - читать онлайн книгу. Автор: Маша Трауб cтр.№ 33

– Сима, если другим девочкам нужно будет место для вещей, поделись, – сказал он.

Мы с тренером и тетей Людой посмотрели на него как на больного. Кто же делится местом в тумбочке? Едой – да, это святое. Лаком для ногтей, юбкой для дискотеки – незыблемое правило. Но не местом на полке.

– Шмон будете устраивать? – спросила я тренера, нервно хохотнув.

– Будем, – рассмеялась та.

Муж чуть в обморок не упал, услышав, как мать его любимой дочери и тренер общаются на тюремном жаргоне и прекрасно друг друга понимают.

Я знаю все места, где могут быть спрятаны конфеты, куски хлеба, шоколадки. А у детей постарше – сигареты, карты, бутылки портвейна. Я на автомате, инстинкте, прощупала простынь на предмет скручивания, чтобы имелась возможность передать еду с одного этажа на другой – отличные простыни, явно из прошлого века, все заломы видны. К собственному ужасу, вспомнила, что забыла захватить грелку. Ценнейшая вещь в подростковых поездках. В нее можно перелить спирт, стыренный в кабинете медсестры. А спирт – средство от всех болезней. Можно внутрь в разведенном виде, можно наружно. Обезболивающее и антисептик. Не говоря уже про эксперименты с настойками. Мы в лагерях бросали в спирт ворованные вишни, разбавляли выдавленным из ягод соком, добавляли воду. Полученный напиток считался «девочкиным».

– Грелку забыла, – сказала я вслух.

Тренер нервно хохотнула, тут же догадавшись, какие мысли бродят в моей голове. Муж, естественно, не понял:

– Зачем грелка? Тут и так душно, – посетовал он, безуспешно пытаясь открыть забитую намертво фрамугу второго окна. Первое он уже распахнул настежь, устроив глобальное проветривание.

– Девочки, у нас в номере унитаз течет! – закричала одна из мам.

– В том номере даже форточка не открывается, – сообщил мой муж, будто речь шла о вселенской катастрофе.

– Душ в пятнадцатом брызгает на всю ванную! – крикнула еще одна мама.

– В шестнадцатом вообще только холодная течет!

– Потерпите, сейчас тепленькая пойдет.

– Как они жить тут будут, – причитал муж. В номере, выбранном для дочери, имелись и горячая вода, и не стреляющий в стены душ, и даже одно открывающееся окно.

Мы выходили из здания пансионата с еще одной семьей. И муж моей приятельницы, увидев продовольственную палатку на выходе с территории, аж подпрыгнул от радости.

– Везет же! А мы пять километров пробегали до палатки, – вспомнил он.

– Мы не бегали, на пирожки из столовой менялись. Три пирожка с джемом – одна пластинка жвачки, один пирожок с мясом – вафли, пирожок с мясом плюс с капустой – халва в шоколаде, – припомнила я свое лагерное детство.

– А у них будет «королевская ночь»? – спросил у меня муж приятельницы.

– Не знаю. Надо им еще туалетной бумаги привезти и зубной пасты. Тогда будет. Вы в карты на что играли? – поддержала разговор я.

– На еду, конечно. На сладкие кукурузные палочки, – тут же ответил супруг приятельницы.

– Ну вы пижоны. А мы на сгущенку из родительских посылок, – хмыкнула я.

– Я ездил после восьмого класса в трудовой лагерь свеклу собирать. На целую неделю! – подал голос мой муж.

– А я в Германию по обмену! – сказала приятельница.

Мы с ее мужем посмотрели на них так, как смотрят дембеля на салаг. Они ничего в этой жизни не понимали.

Я сидела, не выпуская из рук телефон в ожидании звонка от дочери – им должны были выдать отобранные телефоны для сеанса связи с родителями после ужина. Мы же, в нашем детстве, бегали на почту, чтобы послать родителям телеграмму. Я обычно писала два слова: «Забери. Десять».

«Забери» – был криком о помощи, на который, я знала, никто не откликнется. А вот десять рублей переводом, которые мама высылала по первой же просьбе, позволяли жить вполне комфортно. Хватало на колбасу, печенье, сушки, которые делились на всю комнату и прятались под матрасом или на шкафах, куда даже уборщица не добиралась. В туалетном бачке хранились сигареты, которые можно было обменять на хлеб, сахар и ириски. Деньги же засовывали в самые вонючие носки, позаимствованные у мальчишек.

Я смотрела видеоотчеты, которые каждый день присылали тренеры. Девочки на дискотеке. Симы среди пляшущих я ни разу не увидела. Тренеры сообщили, что дискотека – по желанию. А я вспомнила свою – в белых Ленкиных штанах, блестящей Наташкиной кофте, накрашенная всеми цветами радуги. Спасибо доброй Катьке – счастливой обладательнице набора для макияжа. Я танцую под «бона сэра, сеньорита, бона сэра, чао, чао», и на меня смотрит Серега – самый красивый мальчик в лагере.

Я сидела и гипнотизировала телефон взглядом. Сын в это же время уехал покорять Карелию на байдарках. Связь там давали только на верхушке сосны, причем раз в три дня, и лучше ловилось вниз головой и с телефона размером с небольшой ящик – неубиваемого, нетонущего. Айфоны и прочие самсунги там сдыхали в первый же день. А сын со своим кнопочным монстром мог залезть на ветку и оттуда со мной поговорить. Но не всегда залезал, находились дела поважнее – костер, гитара, рыбалка. Я понимала, что так и должно быть, но сидела и таращилась в телефон. Муж уже ходил по потолку и вокруг меня, требуя, чтобы я дозвонилась хотя бы до одного из детей. Он физически не может жить без связи с ними. Страдает так, что заболевает. Ему важно знать, где они находятся, что ели на завтрак, как себя чувствуют. Он шлет им фотографии уточек с нашего пруда, заката или восхода. Из всех командировок присылает фотографии – дома, люди, вид из окна гостиничного номера. Описывает какие-то детали, пусть в двух предложениях. Так когда-то делал его отец, отправляя из всех командировок открытки родным. Несколько строк, какие-то незначительные детали, которые были так важны близким. Многое муж присылает только детям, а не мне. И они показывают, что прислал папа – смешную собаку, которую встретил на улице, кошку, птичку. Витрину магазинчика игрушек, тарелок. Таблички на домах, цветочные горшки, деревья.

На дочкиных сборах все телефоны хранились в комнате тренеров. Выдавались после вечернего кефира. На двадцать минут. По факту – минут на семь, потому что потом следовало вручение карточек за самую чистую комнату, за старание на тренировках и прочие достижения. У кого больше карточек к концу смены, тому вручат чупа-чупс или разрешат съесть один оладушек утром. За особые старания на оладушек разрешалось капнуть сгущенкой. Но родители всегда могли позвонить тренерам и спросить, что происходит с ребенком. А что происходит? Если у одной сопли, и ей разрешили бежать не восемь кругов вокруг пруда, а семь, то все остальные тоже сообщат, что у них сопли. В пять утра тренерам кто-нибудь стучит в дверь и сообщает, что болит живот, голова, попа, спина, ноги. А если, не дай бог, папа или бабушка жалостливым голосом в момент сеанса связи спросят: «Тебе там совсем плохо?» – ребенок, естественно, начнет рыдать так, что хочется всем вызывать неотложку – и папе, и бабушке, и ребенку с тренерами.