Финансовые потери?
А куда деваться? Остается только радоваться, что зеркала с лихвой перекрывали поступления золота. Ведь зеркала приобретались не только и не столько в империи (все из-за тех самых дополнительных налогов и режима экономии) сколько в различных халифатах и эмиратах уходя дальше в Индию и даже Китай по Шелковому пути.
Но на одну лишь благодарность епископа Святослав Игоревич полагаться не собирался. Ему требовался независимый источник информации из Царьграда, а то епископ Михаил мог что-нибудь «забыть» сказать, что-то переврать и так далее… Вот только возможности внедрения своих людей в сколько-нибудь высшие эшелоны власти у него не имелось.
Потому он решил попробовать договориться с опальным первым министром скончавшегося императора Романа Второго Иосифом Врингой. Он хоть и в опале, но связи никуда не делись, разве что чуть ослабли, но если подпитать их золотом, но они вновь окрепнут, до прочности стального каната.
Оставалось только узнать, пойдет ли он на сотрудничество. Не посчитает ли это предательством? Все-таки репутация у князя Святослава после разгрома им Священной римской империи своеобразная, да и связь с врагом, что якобы спит и видит как разрушить еще и Восточную ромейскую империю, если ее обнаружат может для него кончиться плахой.
Но время сейчас такое, и еще долго будет таковым (до самого восемнадцатого века, если ничего не изменить в этой сфере), что продажа сведений на сторону даже находящимися при власти сановниками не считалось чем-то предосудительным, а если они еще и политические противники…
Началась осторожная переписка.
Обнадежило то, что сразу Вринга от общения не отказался. Оно и понятно, жить в опале не слишком радостно, да еще имея при этом большие финансовые затруднения. А тут такая возможность не просто поправить свои финансовые дела, но еще и шанс вернуться в большую политику. Ведь при таких темпах обдирания народа, а главное знати и церкви, император Никифор Фока мог в любой момент слететь с трона и скорее всего с фатальным для себя итогом.
Как докладывал все тот же епископ Михаил уже начала формироваться группа вокруг сразу двух фигур: Варды Склира и Иоанна Цимисхия. К последнему благоволила императрица Феофано. Хотя в данном случае не ясно, что ею двигало в большей степени, какие-то политические выгоды или ее проститутская сущность, ведь Никифор уже старенький для любовных подвигов, (это на войне он ого-го! на которой и проводил большую часть времени), так мало того что удовлетворять ее не может, как мужчина (тут любовник мог бы поправить дело), так еще и содержание в разы урезал, вот это простить точно было нельзя…
Тем не менее власть действующего императора все еще была крепка и он ею пользовался на полную катушку. У сарацин были отняты Тарс, Адака, Аназарб и Мопсуестия, а так же возвращены под власть империи Кипр и Антиохия.
На волне этих успехов Никифор Фока решил воспользоваться плодами похода князя Святослава Игоревича и в девятьсот шестьдесят шестом году вторгся сначала на Сицилию, откуда выбил арабов не ожидавших такого мощного десанта более чем в пятьдесят тысяч человек, а потом в Италию добавив огонька в и без того активно идущую войну всех против всех с гражданским привкусом внутренних разборок за троны между различными претендентами, зачастую родственниками.
Арабы изгнанию с острова явно не обрадовались и на следующий год подтянули дополнительные силы. Они даже высадились в южной Италии, чтобы отвлечь внимание от Сицилии!
Попытались урвать себе кусочек и франки.
В общем заваруха в тех краях только набирала обороты.
Все это естественно породило толпы беженцев, что Святослав постарался направить частично в среднедунайскую низменность, в общем туда, где не так давно кочевали валахи и мадьяры, чтобы просто заполнить освободившиеся территории пока их болгары себе не прибрали. Ну и другое славянское население туда переселялось, словаки, словенцы и чехи, собственно им только и надо было, что спуститься с гор окружавших долину.
Основную же часть беженцев и выкупленных рабов, кораблями переправляли на Дон и Северский Донец, заселяя их в славянские поселения.
Куда подевались валахи и мадьяры?
Сбежали!
Испугать кочевников не составило труда. Святослав внушил им мысль, что они так много набрали добычи, что болгары в их сторону стали неровно дышать, дескать хотят ограбить. Собственно, это было правдой. Петр Первый действительно имел такое намерение, раз уж византийцы платить не желают, а трофеев охотца.
От болгарской армии дунайские степняки может быть и отбились бы, тем более что с переменным успехом сражались с ней не раз и не два, но в том-то и дело, что ради чужих трофеев, к армии присоединится множество охотников, бояр со своими дружинами, могут и византийцы подтянуться. Так что они решили от греха подальше смотаться на север в Саксонию, Лотарингию и Голландию. Там может несколько холоднее, но зато безопаснее и при этом не их будут грабить, а они.
3
После окончания западного похода Святослав Игоревич занялся посещением значимых мест своей земли. В Девятьсот шестьдесят шестом сгонял в Новгород, проверил как там обстоят дела с выплавкой стали у купчин и прочие производства, что там организовал еще в бытность княжичем. В общем укреплял свою власть в целом на севере.
В следующем году отметился на юго-западе. Как раз разбирался с бесхозной землей на Дунае, размещая как беженцев, что пока тонким ручейком потянулись из германских земель и Италии (тут постарались болгарские священники, а так же славянские из тех что отправил Святослав вместе с братом), так и славянских племен словенцев, словаков и хорватов будучи третейским судьей при распределении земель, что тоже повышало его власть.
В девятьсот шестьдесят восьмом году Русов решил наведаться в юго-восточные пределы своей державы, лично посмотреть как там между собой уживаются варяги и славяне (доклады докладами, а они были вполне благодушными, да и чего им собачиться, земли свободной много, тем более совместные походы по Каспийскому морю сблизили людей, но лучше все-таки убедиться в их правдивости лично), ну и беженцев разместить, что продолжали активно сманивать священники.
С собой брал двух сыновей, с одной стороны как бы показывая всем преемников, а с другой обучал в пути тому, что считал нужным, чтобы они выросли думающими и понимающими природу вещей, а не отмахивались с присказкой «Все в воле Господа».
Третьим ребенком родилась девочка, названной Варварой, хотя как помнил Русов у реципиента было три сына. Но тут либо о дочери забыли, либо… что-то изменилось. Потом он смутно вспомнил о том, что третий сын должен был родиться от рабыни Малуши.
«То-то она мне глазки строила», – припомнил он, одну из служанок с похожим именем у матери.
И в этот поход так же взял с собой о чем сильно жалел. Ибо сейчас он оказался в роли жертвы гоп-стопа. А то того хуже, нападения с целью убийства.
От греха подальше, чтобы не попасть в какую-нибудь ловушку, Русов обходил византийские города на территории Крыма десятой дорогой, тем не менее его караван из десяти ладей и двух десятков транспортных корабликов арендованных у купцов, все же как-то отследили и из Херсонеса вышел целый флот на перехват.