Единственная для Зверя - читать онлайн книгу. Автор: Майя Бессмертная cтр.№ 33

А мне, прожившей последние годы своей жизни в более комфортной Москве, погода кажется депрессивной и хмурой.

Армянин зыркает на меня в зеркало заднего вида, но я упрямо держу дистанцию, впериваясь взглядом в окружающую действительность. Да, когда я уезжала из Питера почти четырнадцать лет назад, город был другим.

Более спокойным, что ли.

— В гости приехали?

Таксист всё же не выдерживает спокойного молчания, которое повисло в салоне автомобиля и слегка убавляет звук на магнитоле, напряжённо вглядываясь в мои глаза.

Мои дрожащие пальцы обхватывают дверную ручку и я сухо киваю.

Даже не знаю, гость я в этом прекрасном городе, или — полноправная его частичка, по воле судьбы уехавшая в столицу.

— Вы больно легко одеты, у нас погода всё время колючая, как ёжик. Вроде и солнышко светит, а ветер дует.

Армянин не отстаёт, пытаясь разговорить молчаливую пассажирку, и я решаюсь, наконец, с ним заговорить. Может мне тогда станет легче?

— Я здесь тринадцать лет не была, хотя и родилась в Санкт Петербурге.

— О, так вы местная, значит?

— Почти. Уже очень долгое время живу в Москве.

Водитель кивает, сворачивая на узкую улочку, вдоль которой растут высокие деревья, высаженные чьими-то заботливыми руками.

— А сюда снова как занесло?

— Сердце позвало.

— Понятно. Меня вот тоже сердце зовёт в Сочи, у меня там братья, семья осталась, а я тут сижу.

Ловлю на себе грустный взгляд таксиста, который в одночасье стал серьёзным, как только мы заговорили о семье, и к горлу начинает подкатывать вязкий комок.

— Так чего ж семью не перевезёте?

— В Сочи зимой мне делать нечего практически, а кушать хочется. Вот я и работаю — полгода тут, полгода там. А там у меня жена и четверо ребятишек, их всех содержать надо. Я ж их с ноября не видел!

В голосе таксиста звучит такая неприкрытая боль, что мне становится уже не до своих переживаний. Правильно говорят — если тебе плохо, посмотри на того, кому ещё хуже, и твои беды покажутся тебе не такими уж глобальными.

— А у вас детки есть?

Армянин, сам того не подозревая, наступил на мою больную мозоль, и я быстро сглатываю слюну, качая головой.

— Ничего, вы молодая ещё, красивая. Обязательно у вас всё получится.

— Спасибо.

Шепчу хриплым голосом, замечая, что мы остановились аккурат напротив того подъезда, в котором я жила всё своё детство.

Дрожащими руками протягиваю мужчине ассигнации и, поспешно махнув рукой, выхожу из подъезда.

— Вы если что, меня вызывайте. Я всегда на Московском вокзале стою, постоянным клиентам скидка!

В моих руках оказывается прямоугольник из простой бумаги и напечатанный на нём номер телефона с именем моего нового армянского друга — Левон. Улыбаясь, засовываю прямоугольник в карман и быстро захлопываю дверцу ржавого автомобиля.

*****

Сердце начинает отчаянно колотиться при взгляде на родной дом, и я пытаюсь задержать слёзы внутри себя, чтобы не разреветься как глупая девчонка прямо тут, у подъезда.

Да, за четырнадцать лет тут тоже многое что изменилось.

У самого подъезда стояла лавочка, выкрашенная в синий цвет. Мамочка подолгу на ней сидела, когда мы возвращались из магазина, и восстанавливала сбивчивое дыхание. Это потом я узнала, что у неё было больное сердце, которое всё же не выдержало того, что у отца появилась любовница.

Вдоль стены был разбит палисадник, окружённый небольшим деревянным забором. Я прекрасно помню, как мы с остальными жильцами дома сажали в палисаднике купленные на рынке цветы, чтобы они потом радовали наш глаз своим красочным цветением и умопомрачительным ароматом.

А вот там — подальше от входной двери, обычно стоял и курил папа.

Отец любил выкурить сигаретку-другую, спустившись к подъезду, и подолгу стоял тут, вглядываясь в чернильные сумерки. Я до сих пор помню запах дешёвых сигарет, которыми потом пахли все его пальцы. Покурив, он обычно заходил в мою комнату, гладил по волосам и рассказывал какую-нибудь интересную историю. Я прикрывала глаза, вдыхала аромат его дешёвых сигарет и погружалась в сладкую негу под его голос, больше похожий на журчание лесного ручейка.

А теперь — это совершенно другой подъезд. Из другого времени, с другими жильцами и проблемами, и вряд ли кто-то здесь помнит о существовании Вики Колокольцевой.

Неожиданно, домофон начал приветственно пикать, и из подъезда вышла миловидная девушка, толкающая перед собой коляску с розовощёким бутузом. Мальчишка громко гулил, радуясь предстоящей прогулке, а девушка с раздражением откинула тёмную прядь волос со лба.

Я быстро схватилась за дверную ручку, помогая молодой матери.

— Ох, спасибо, а то пока из подъезда выйдешь, все нецензурные выражения вспомнишь!

— Пожалуйста.

— А при детях материться нельзя, вмиг всё запоминают, как губка.

Киваю, уже не вслушиваясь в её спокойную монотонную речь, и бросаюсь внутрь подъезда, опасаясь, что металлическая дверь захлопнется.

Поднявшись на третий этаж, у меня заломило виски, а все внутренности стали завязываться в морской узел, не давая мне возможности дышать спокойно.

Вот она. Дверь.

Отец её поменял за то время, пока меня не было. Раньше створка была оббита красным дерматином, в которую школьница Колокольцева постоянно колотила, не дотягиваясь до дверного звонка.

Теперь же створка сияла новизной, а металл был начищен до блеска.

В душе поднялось жгучее чувство тревоги — а что, если здесь уже давно живут другие люди, которые никакого ко мне отношения не имеют, что тогда?

В животе начинает шевелиться какой-то ледяной комок, и я упрямо вдавливаю кнопку звонка до упора.

Вика

*****

Я слышу шаркающие шаги за дверью, и замираю, как вкопанная, прирастая ногами к полу. Чувствую на себе чей-то обжигающий взгляд, проникающий сквозь меня, и понимаю, что тот, кто находится по ту сторону двери, пристально рассматривает меня в «глазок».

Наверное, я сильно изменилась, раз человек рассматривает меня так долго, скользя взглядом по моей одежде и останавливаясь на дорожной сумке, висящей на плече.

Ясно-понятно.

В гости припёрлась.

Наверное, такие мысли сразу возникают? И тот человек, скорее всего, раздумывает, найдётся ли у него место в квартире для такой неблагодарной дочери, как я?

Стискиваю зубы до боли, боясь разреветься, и крепко сцепливаю руки в кулачки, поправляя на плече свою дорожную сумку. Я больше чем уверена, что там, за металлической дверью мой отец, которого я по своей собственной инициативе вычеркнула из своей жизни.