Последний штрих к портрету - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Мартова cтр.№ 22

У Кати от жалости сжалось сердце. Она была рада, что уговорила разрешить ей пожить вместе с Аглаей Тихоновной, чтобы не оставлять ту одну. Глашка дневала и ночевала у Ани, оказавшейся Тоней. Тело Антонины Сергеевны не отдавали из-за следствия, невозможно было назначить дату похорон, и Аня с ума сходила в своей съемной квартире, боясь остаться одна. Глашка, как могла, поддерживала подругу, в то время как Катя взяла на себя функции компаньонки при Аглае Тихоновне. Сейчас вот, к примеру, борщ варила, чтобы хоть как-то занять руки, да и голову тоже.

– Аглая Тихоновна, вы только не бойтесь, – сказала она с горячностью. – Сегодня придет мой друг, участник Открытого театра. Он следователь и обязательно что-нибудь придумает, чтобы вас защитить. И убийцу найдет непременно. Вы только все ему расскажите, ладно?

– Ну, конечно, я все расскажу, – с досадой сказала ее собеседница, отошла от окна, в которое бездумно смотрела, уселась за стол, закинула ногу на ногу, обхватила колено руками. Чуть слышно звякнули тяжелые кольца и браслеты на тонкой старческой руке. – Весь вопрос только в том, что именно рассказывать. Я не хочу показаться твоему, деточка, приятелю выжившей из ума старухой.

– Вы не можете такой показаться, – рассмеялась Катя. – Вы удивительная, Аглая Тихоновна, и это становится ясно каждому, кто подходит к вам ближе, чем на три метра.

– Ты пристрастно ко мне относишься, девочка, – пожилая дама тоже засмеялась. – Ты знаешь, это у нас в крови, вызывать полярные, но очень сильные эмоции. К примеру, мою бабушку обожали практически все, кто ее знал. Папа мой, Тихон Ильич Колокольцев, относился к ней с глубоким уважением, я бы даже сказала, почтением. И друзья его тоже. И мама, и я, и большинство моих одноклассников. А вот Иринка ее терпеть не могла.

– Та, которая умерла в Чите? Но она же была самой близкой вашей подругой.

– Да, ближе ее никого не было, ни тогда, ни потом. Она скрывала, что не любит бабушку, но я знала. И Нюрка знала.

Что именно знала Нюрка, Катя спросить не успела, потому что раздался звонок в дверь. Пришел Бекетов, и Катя, пока Аглая Тихоновна открывала дверь, вопреки всякой логике, убрала волосы за уши и взбила упавшую от супного пара челку.

– Здравствуйте, Екатерина, – он появился в кухне, тут же заполнив собой немаленькое пространство, и Катя опять же не к месту подумала, насколько «крупногабаритные» мужчины привлекательнее «мелких». – Аглая Тихоновна, вы не возражаете, если я вот здесь присяду?

Расположился он на обычном Катином месте, отчего она испытала легкую досаду и тут же внутренне одернула себя, потому что это уж было совсем глупо. Хозяйка квартиры опустилась в свое привычное кресло, оплела пальцами чашку с остывшим чаем, поинтересовалась великосветским голосом:

– Могу предложить чай или кофе, что вы предпочитаете, господин…

– Бекетов. Следователь Бекетов Владимир Николаевич. Если можно, то чаю я бы с удовольствием выпил.

Аглая Тихоновна посмотрела на Катю, та кивнула.

– Сейчас налью.

– Что ж, Аглая Тихоновна, давайте не будем откладывать в долгий ящик и сразу перейдем к делу. Итак, расскажите, пожалуйста, где, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с гражданкой Демидовой Антониной Сергеевной.

– Начнем с того, что о том, что она стала Демидовой, я узнала месяц назад, – усмехнулась его собеседница. – Да и то, что она Сергеевна, мне было совершенно без надобности. Я знала ее как Антонину Селезневу, Нюру, мою школьную подругу и одноклассницу, и до недавнего времени не видела более пятидесяти лет.

Аглая Тихоновна неспешно рассказывала Бекетову все то, что Катя уже и так знала. Речь ее текла плавно, дышала она спокойно и ровно, сразу было видно, что совершенно не волновалась. Фактически она сейчас вспоминала всю свою жизнь, от рождения и до того момента, как уехала из Магадана после смерти родителей, после тяжелой и трудной дороги оказалась в Чите, простуженная, очень больная, с умирающей от пневмонии подругой на руках. Как, отправив в Магадан запаянный гроб с телом Иришки (пусть и нежаркое там было лето, но все же путешествия на перекладных тело бы не выдержало), нашла в себе силы все-таки уехать в Москву, совершенно одна.

– Значит, это было в 1969 году?

– Да, я приехала в Москву в середине июля. Фактически накануне экзаменов. Едва успела подать документы в институт. Мои родственники были уверены, что я не поступлю. После такого-то стресса, в чужом городе, при диком конкурсе. А я экзамены сдала на одни пятерки, плюс медаль у меня была золотая, это дополнительные баллы давало. В общем, я поступила. Скорее, из упрямства и желания исполнить волю своей семьи и мечту Иринки, но поступила.

– А подруге своей, Антонине, вы не писали? Почему? Ведь она осталась единственным близким вам человеком.

Аглая Тихоновна помолчала.

– Я не знаю, как вам это объяснить и поймете ли вы меня, – наконец сказала она. – Понимаете, я была семнадцатилетней девочкой, которая в одночасье все потеряла. И при этом нашла много нового. Друзей в институте, родственников бабушки, которые меня приютили, Москву, которая меня ошеломила и закружила настолько, что я могла часами просто ходить по улицам и разглядывать дома. В свой день рождения, 25 июня, существовала одна Аглая Колокольцева, а в Москву приехала уже другая. Более жесткая, более приземленная. И эта новая Аглая не хотела иметь ничего общего с прошлым, в котором было так много потерь. Поэтому я никому не писала. Не только Нюрке, вообще никому. Вспоминать прошлое было слишком больно, поэтому я не вспоминала, жила настоящим. Вы понимаете, Владимир Николаевич?

– Я понимаю, – тихо отозвалась Катя, во время разговора продолжавшая варить борщ и хранящая молчание, чтобы не отвлекать. Но сейчас ей казалось очень важным поддержать пожилую женщину. – Аглая Тихоновна, все, что вы говорите, совершенно понятно, и никто не может вас упрекать в том, что вы предпочли забыть.

– Хорошо, – покладисто сказал Бекетов. Такое чувство, что эмоциональный рассказ собеседницы ничуть его не тронул, и Катя в этот момент ненавидела его железобетонное спокойствие. Может, правда, есть ряд профессий, в которых волей-неволей приходится стать толстокожим, чтобы выжить. – Давайте примем за аксиому, что пятьдесят лет вы ничего не знали о своей школьной подруге и никак с ней не связывались. Теперь давайте перейдем к настоящему. Что случилось, когда вы узнали, что приехавшая в Москву бабушка подружки вашей внучки на самом деле Антонина Демидова?

Пожилая дама опять помолчала, видимо, подбирая слова, чтобы ответить на вопрос максимально точно.

– Я удивилась, – наконец сказала она. – Нет, правда, я ужасно удивилась такому невероятному, потрясающему совпадению. Глаша с Анечкой учились в институте пять лет, девочка часто у нас бывала, особенно в первый год. Оно и понятно, одна в большом чужом городе. Конечно, у нее папа очень достойный человек, он ей всячески помогал, но проведывать часто не мог, сами понимаете, служба. Она очень скучала по дому, по родителям, по бабушке, и этим напоминала мне меня. Потом она начала ходить к нам реже, это тоже понятно, в Москве столько соблазнов, что всегда можно найти что-то поинтереснее, чем беседы со старухой. Но нет, о том, что она Нюркина внучка, я узнала только тогда, когда та приехала в Москву.