Он и Я - читать онлайн книгу. Автор: Елена Тодорова cтр.№ 45

— Скучаю по учебе и друзьям, — выдаю относительную правду.

И похоже, пару минут назад у меня возникла достойная идея, как сбежать обратно. Не в Берлин, конечно. В Москву. Сколько можно все это терпеть?

Вновь направляю взгляд к соседнему столику и сразу же ловлю ответное настойчивое внимание того самого русского, если верить Тарскому. И смотрит он на меня, судя по всему, довольно продолжительно. Скрывая волнение, слегка улыбаюсь и отвожу взгляд.

Рядом раздается шумный выдох Тарского. Не пытаюсь проверить, из-за чего он недоволен. Я и так знаю. Чувствую… Скорее бы отключиться.

— А что ты изучаешь? — интересуется неожиданно Януш.

В другой момент его внимание здорово бы встряхнуло, потому как обычно он меня не замечает. За все время знакомства парой фраз перебросились, и те по большей части стандартные приветствия.

— Я будущий лингвист.

— Германист?

— Естественно.

— Тебя приятно слушать, — а это уже крайне сильно удивляет. Никогда бы не подумала, что он меня в принципе слушает. — Словарный запас впечатляет. Кроме того, ты строишь интересные речевые конструкции. Нетипичные для немки. Точнее, местами — не совсем типичные, местами — совсем не типичные.

Я на миг подвисаю, не зная, как реагировать. То, что он меня похвалил, приятно. Но зачем делать последнее замечание? Взволнованно сглатываю и в поисках поддержки невольно перевожу взгляд на Тарского.

— Бабушка Катрин была украинкой, — говорит он.

И это правда. Наверное, безобидная, раз Гордей об этом сообщает.

— А ты говоришь на украинском? — спрашивает Шульц, бросая на середину стола карту.

— Помню лишь пару фраз. Те, которые бабушка примешивала в… свой основной язык.

— Скажи что-нибудь, — просит такая же фальшивая немка, как и я, Элиза.

Что ж… Я к ней, в связи со своим последним открытием, чуточку подобрела.

— Не такий страшний чорт, як його малюють[1], — выдаю намеренно корявенько первое, что на ум приходит, и тут же по просьбе Шульца перевожу пословицу на немецкий.

После окончания первой партии виста Тарский неожиданно объявляет о нашем якобы общем намерении сегодня пораньше отправиться домой. Я подыгрываю, хотя слышу об этом впервые, и покорно поднимаюсь следом.

Не считая танцев, Таир редко ко мне прикасается. Но тут вдруг кладет ладонь на поясницу, скользит ею чуть выше, крепко сжимает талию и увлекает меня к выходу. Когда проходим мимо того самого мужчины за соседним столиком, тот лишь мельком смотрит на меня и переводит взгляд на Тарского. Не могу оценить ситуацию полноценно, однако чувствую напряжение с обеих сторон. Оно задевает меня косвенно, словно перекрестный огонь. Выдохнуть свободно удается лишь на улице.

Физический контакт обрывается, когда Гордей грубовато проталкивает меня вперед, заставляя шагать перед ним. Жжет взглядом затылок до самого дома. А едва за нами закрывается дверь квартиры, вдруг хватает меня за локоть и резко разворачивает к себе лицом.

— Что ты делаешь? — защищаюсь инстинктивно.

Молчит. Только ниже склоняется и целую вечность по миллиметру препарирует взглядом, хоть я выставляю щиты и шипы. Все подсекает и сносит. Будто мало мне царящей внутри разрухи?! Сгребаю по камешку, а он снова… И снова… Зачем?

Дыхание неконтролируемо учащается, становится поверхностным и шумным.

Черт возьми…

Нет, не могу я молчать, как ни стараюсь.

— Что тебе надо, черт возьми? Что ты делаешь?

— Нет, не я. Ты. Что делаешь ты, Катенька? — его сильный и обычно ровный голос низко и размеренно вибрирует напряжением.

И я, конечно же, покрываясь с головы до ног мурашками, заметно вздрагиваю.

— А что не так, я не пойму?

— Хватит прикидываться идиоткой! Сегодня у меня нет ни настроя, ни терпения на твои игры.

— А я и не играю, — мой голос дрожит в разы ярче. Ничего не могу поделать, эмоции во все стороны рвутся. — Обломайся уже, не все с расчетом на тебя делаю!

— Катерина… — явно пытается тормознуть меня Тарский.

Только мне уже плевать.

— Что «Катерина»? Что? Не пошел бы ты?!

Этот неосторожный посыл стирает с его лица остатки хладнокровия. Он движется плавно и стремительно, словно хищник. Жестко стискивает мой подбородок пальцами и резко подтаскивает меня к ближайшей стене. Припечатывает с такой силой, что у меня дыхание спирает.

— Еще раз, мать твою, Катенька, позволишь себе нечто подобное, просидишь под замком до конца срока.

Если представить, что нервная система в моем организме — хитросплетенное ожерелье, то он этой угрозой тянет пресловутую ниточку и распускает часть структуры. Бусинки высыпаются из моего тела. Со звоном отскакивают от поверхности, забивая своим звенящим стуком слух.

Не сразу улавливаю, что именно воспроизвожу в ответ.

— Какого срока? — расплескиваю эмоции, забывая об элементарной осторожности. Каждый вдох как приток воздуха к пламени. Разгораюсь. — Я, блин, тебе не пленница! Расскажу отцу, как ты со мной тут обращаешься, пожалеешь!

Лицо Таира резко сливается с моим. По-другому это не объяснить. Непродолжительно давит лбом в переносицу, затем, после агрессивного смещения, от которого я приглушенно взвизгиваю, скулой на скулу, губами на губы. Если бы не бушующая между нами ярость, решила бы, что он желает меня поцеловать, и воспользовалась ситуацией. Но сейчас напор настолько сильный, что у меня болят лицевые кости и стирается о зубы слизистая. Воспаленная жесткой щетиной кожа пылает и жжет. Дыхание обрывается, а возобновившись, становится хрипящим и одновременно свистящим.

— Все, что я делаю с тобой и для тебя — никак не связано с твоим отцом. А то, что совершаю для него и против него — не связано с тобой. Два разных берега. Так тебе понятно? Уясни ты, блядь, наконец, — эта грубая и надрывная речь буквально врывается в меня. Парализует, останавливая абсолютно все процессы. — Сначала была ты, потом — он. Запомни это, мать твою, на будущее! Обязательно запомни.

— Больно… — все, что могу выдохнуть севшим и сдавленным голосом. Приходится отмереть, иначе он меня просто придушит. — Больно…

Тарский отстраняется, но продолжает удерживать меня у стены руками. Давит на плечи настолько, что у меня физиологический лордоз исправляется. Затылок в одну линию с задней частью шеи выравнивается и поясничный прогиб исчезает.

Остеопат, блин!

— В Москве было легче… — роняю я сердитым и одновременно плаксивым тоном. — Я хочу домой!

— В Москве было проще, потому что ты слушалась. А здесь… Ты забыла главное правило, Катя, — его голос садится, но силы своей не теряет. Дожимает меня до критического состояния. Сердце с переменным успехом выполняет свои функции. — Я говорю — ты делаешь. Если я говорю: «Не смотри» — ты закрываешь глаза. Если говорю: «Не дыши» — ты прекращаешь дышать. Если говорю: «Падай» — ты, мать твою, падаешь.