– Там вроде недалеко есть кафе «Магнолия». Давай у входа встретимся?
– Давайте. Но если я чуток задержусь, то без обид, – предупредил он.
– Какие могут быть обиды? Свои люди, сочтёмся.
– Договорились.
Но когда Мирослава подъехала к «Магнолии», Славин уже был там.
– Неужто я опоздала? – забеспокоилась она.
– Ничуть, – одарил он её дружеской улыбкой, – до назначенного срока ещё десять минут.
– Фух! – выдохнула Мирослава точно так же, как выдыхает в случае явного облегчения её кот Дон. – Ты голоден? – спросила она оперативника.
– Есть немного.
– Тогда зайдём? – Она кивнула на вход в кафе.
– Подкрепиться не мешало бы, – охотно согласился он.
В меню кафе оказалось множество блюд грузинской, армянской и азербайджанской кухни. Мирослава была в «Магнолии» впервые, поэтому такой подбор несколько озадачил её.
– Дим, а чего заказывать будем? – спросила она.
– Я суп харчо, цыплёнка табака и хачапури.
– Харчо и цыплёнок не очень острые?
– Можно попросить положить поменьше специй.
– Тогда закажи мне то же самое, что себе, только по полпорции.
– Договорились.
Когда они допивали крепкий зелёный чай, Дмитрий спросил:
– И какие у вас проблемы?
– Я бы хотела посмотреть картины Ильи Незвецкого. Они ведь есть в галерее твоего отца?
– Есть. Но вход в галерею никому не заказан.
– Так-то оно так, но, может быть, ты расскажешь мне что-нибудь интересное и о самом художнике.
– Вот оно что, – проговорил он задумчиво, – но я не могу сказать, что знаю Незвецкого близко.
– Хотя бы и далеко, – улыбнулась она.
– Тогда не будем терять время и прямо сейчас отправимся в галерею.
Они расплатились каждый за свой заказ и вышли на улицу. Галерея «Вишнёвая роща», принадлежавшая отцу Славина, была совсем рядом. И на машине они добрались до неё буквально за десять минут.
Картины Ильи Незвецкого занимали значительную часть стены и располагались как бы обособленно от полотен других художников. Оперативник и детектив некоторое время молча переходили от одной картины к другой. В реальности полотна оказывали на зрителя ещё более сильное впечатление, чем при просмотре на мониторе компьютера.
– Дим, тебе не кажется, – тихо проговорила Мирослава, – что ему известна какая-то особая техника?
– Я думаю, что дело в красках, – так же тихо отозвался Славин.
– Но разве у других художников краски не точно такие же? – спросила она недоверчиво.
– Не скажите. Каждый большой художник имеет свой маленький секрет.
– Как ты интересно выражаешься, – заметила она.
– Не понял…
– Художник большой, а секрет у него маленький.
– Но это же только игра слов, – улыбнулся он.
– Я догадалась. А как художники обретают свой секрет?
– Кто-то по наитию, кто-то путём долгих экспериментов. Вот смотрите, – Славин указал на картину под названием «Волжский рассвет». – Видите, как у него незаметно зелёный цвет воды переходит в серебристо-серый, а потом в почти прозрачный голубой и буквально сливается с небом, краски которого, в свою очередь, медленно начинают темнеть и становятся сначала бирюзовыми, затем лазурными.
– Да, действительно, глаз почти не улавливает границ перехода тонов.
– Я хотел спросить, – Славин повернул голову к Мирославе, – почему вас заинтересовала живопись Незвецкого именно сейчас?
– Убит отец его жены.
– Это я знаю. Но при чём здесь живопись?
– Этого, Дим, я и сама не знаю. А как ты думаешь, Незвецкий, действительно талантливый художник?
– С моей точки зрения, очень.
– А с точки зрения твоего отца?
– Если бы отец не считал его талантливым, то не отдал бы столько места под его картины.
– Твоя правда. Хотя пока Незвецкого трудно назвать известным художником.
Оперативник пожал плечами.
– А тебе приходилось общаться с самим художником?
– Близко нет. Но в одной компании мы бывали.
– На разных творческих встречах?
– В общем, да.
– И какое он произвёл на тебя впечатление?
– Илья Незвецкий интроверт. Вещь в себе. По-моему, живопись, сам процесс творчества значат для него гораздо больше, чем весь остальной окружающий мир, вместе взятый.
– То есть ты считаешь, что он не зациклен на земных ценностях, типа семьи, родственных связей, денег?
– Мне так показалось. По-моему, его даже слава не особенно волнует. Ему главное, чтобы его картины видели люди. Он говорит с миром и с самим собой посредством своего творчества.
– Значит, ты думаешь, что гибель тестя не слишком его огорчила?
– Этого я не знаю. Скорее всего, огорчила. Но зацикливаться на ней и переживать по этому поводу, он, скорее всего, не будет.
– Выходит, что все художники разные…
– Конечно. – Он недоумённо посмотрел на неё, не понимая, к чему она клонит.
И Мирослава объяснила:
– Вот моя тётя Виктория Волгина тоже художник, хоть пишет она не картины, а книги. Так она о коте переживала почти год. – И сама себе возразила: – Хотя иной кот или пёс могут оказаться дороже какого-нибудь родственника, как ни кощунственно это звучит.
Славин кивнул.
– А брата его Андрея Незвецкого ты видел?
– Да.
– И что?
– Братья внешне не очень-то похожи друг на друга, а характеры у них, на мой взгляд, абсолютно разные. Андрей экстраверт. Во многом он подталкивает брата. Как правило, именно Андрей договаривается с владельцами галерей, работниками музеев, покупателями. Знаю, что Андрей возил работы брата на выставку в Прагу. Илья тогда приболел, кажется, температурил, а везти картины нужно было срочно. В Париж они ездили вдвоём.
– А Ариадна не ездила с ними?
– Ариадна?
– Ариадна Незвецкая, жена Ильи и дочь Гусарова.
– Ах да, – хлопнул себя ладонью по лбу Дмитрий. – Нет, она с ними не ездила.
– Наверное, не смогла оставить без присмотра свой бизнес.
– Скорее всего. Или, может, её не особо интересует творчество мужа.
– Ты думаешь, такое возможно?
– А почему нет?
– Просто, наверное, у меня в голове сидит идеализация.
– Какая?