Мой плохой босс - читать онлайн книгу. Автор: Джина Шэй cтр.№ 39

И в какую задницу прохерится мой имидж, если, не дай бог, кто-нибудь узнает?

Даже если бы она снова вернулась к этому своему асексуальному имиджу, я все равно видел бы вместо неё сучку в кожаных брючках, облегающих её бедра настолько плотно, что никаких разрезов не надо, чтобы подчеркнуть её сексуальность.

Я все равно буду видеть в ней Госпожу… Я уже в ней её вижу.

И поэтому — она не может оставаться в моей фирме.

Открывается дверь кабинета Хмельницкой, и мой взгляд сам дергается к дверям.

Я на самом деле хочу её снова видеть.

Вот просто — бля!

Облом. И облегчение сразу.

В дверях кабинета Хмельницкой стоит Игнат и задумчиво на меня пялится. Кому-то нечем заняться?

— Где у нас Ирина? — с интересом спрашивает Третьяков, а я припоминаю, что вчера он посылал Хмельницкой розы… И, кажется, в ту самую корпоративную субботу называл Смалькова Иудой…

Интересно, кто из них Иудушка-чемпион?

Так, стоп, я не буду ревновать Ирину. Я уже помню, до чего меня довела моя ревность.

До чего довела? До двух самых охеренных часов твоей жизни, Антон Викторович?

— Отошла, — сквозь зубы выдыхаю я, сцепившись с этими мыслями — и с одним очень упрямым столбцом в таблице, одновременно.

Ведет пока, увы — таблица. Но по крайней мере обострившегося извращенца я затолкал куда поглубже.

— Не в мир иной, я надеюсь? — с иронией уточняет Игнат, оглядывает кабинет, притормаживая взглядом на ноутбуке на столе Хмельницкой. Ну, или на сумке, висящей на спинке стула, но на мой взгляд, факт ноутбука куда интересней.

Впрочем, на отсутствие у Хмельницкой рабочего компа Третьяков ничего не говорит, лишь аккуратно закрывает дверь и падает на стул напротив меня.

— Я её туда точно не провожал, — откликаюсь я, выделяя маркером весь столбик таблицы. Где-то точно поплыли цифры поступлений.

— Тох, что у вас с ней, можешь объяснить? — Третьяков пялится на меня, будто пытаясь продолбить дыру. — Она тебе уже дала? Убивать не будешь, если я за ней приударю?

— Убивать — не буду, расчленять на части — обязательно, — цежу я все так же недовольно. И пусть это не мое дело, пусть я не собираюсь спать с Хмельницкой, но этим долбоебам — моим друзьям — не стоит знать об этом. А мысль о том, что Третьяков или Смальков могут-таки добиться от этой сучки того, чего я себе позволить не могу — выводит из себя.

Я и так помешался на ней настолько, что другие бабы мне просто ни на ум не идут, ни либидо не устраивают. Отлегло бы еще…

Игнат открывает рот, но выдать ничего не успевает. Дверь кабинета Хмельницкой открывается снова.

В кабинет влетает Наталья, запыхавшаяся и охреневшая. Волосы растрепанные в разные стороны торчат.

— Антон Викторович… — она захлебывается воздухом.

— Я слушаю, слушаю, — терпеливо бросаю я, отодвигая папку от себя.

Ну что, налоговая все-таки приехала? Вроде раньше следующего месяца не должна. Или кто там еще может быть?

— Там Ивановская с Хмельницкой подрали-и-ись! — выдыхает Наталья чуть отдышавшись.

Вот только этого мне для полноты счастья еще не хватало!

— Да уберите вы руки, Геннадий Андреевич, — не выдерживаю я, потому что Смальков опять лезет со своим льдом к моему лицу. И ладно бы в руки дал пакет — ага, сейчас. Нет, лезет ведь сам. Блин, вот что у этих дятлов за обострение?

Вот так вот — увидели меня в одних трусах, кажется, это стало самым незабываемым событием в их жизни. Может, ему тоже очертить направление моих увлечений? Глядишь, у него, как и у Верещагина, сразу отсохнет, и я снова перестану расцениваться своим еще не бывшим начальством как секс-объект.

Я уже почти скучаю по своему скафандру, в котором я была для них всего лишь сухой воблой из бухгалтерии. Хотя нет, они обойдутся. Это проблемы моего начальства, как ему эти две недели до моего официального освобождения в штанах помещаться. Мне еще и об этом волноваться? Я переживу без этой весьма сомнительной ответственности.

— Ирина, не капризничайте, у вас синяк будет, — поучающе ворчит Смальков и снова тянется к моей скуле.

— Это неизбежно, — морщусь я, прекрасно знакомая с чувствительностью своей кожи. С третьего раза мне удается все-таки отобрать у Смалькова свой пакет со льдом и приложить его к лицу.

От синяка это, разумеется, не спасет, но холод к пылающей от удара коже — это приятно.

Интерлюдия такова, что я сижу в кабинете Смалькова на широком диване, а идиотка Ивановская — скулит и бросает на меня яростные взгляды из угла кабинета. Вытирает с кукольного личика потеки туши — она тут рыдала в три ручья и, кажется, намерена продолжать давить на жалость.

И поделом тебе, болонка безмозглая. Будешь знать, к кому ты можешь лезть со своими разборками.

Спокойной меня назвать нельзя. Меня мелко потряхивает — причем даже не адресно к Ивановской, а вообще — сегодняшний день явно решил посоревноваться с субботой в донности.

Качеством корпоративное «знакомство с коллективом» перещеголять сложно, а вот количеством концентрированных ударов по голове — вполне себе.

А Ивановская… Дура — она и в Африке дура. И злиться на это «дитя цветов» бесполезно. Она еще из школы не выросла, где из-за одного мальчика девочки непременно драли друг другу волосы. Это я терпеливая и знаю место, где можно выпустить гнев, а у Ивановской такого места нет, и про самоконтроль она не слышала.

Дверь кабинета распахивается с такой резкостью, кажется — её хотели сорвать с петель. О да, точно, чем дальше — тем хуже. Кто сомневался? Вот вам доказательство.

Вот это — больно. Очень. Раз за разом показывать мне мое заветное яблоко, которое мне дали только откусить, а потом сказали — ни-ни, неприкосновенно — вот в чем истинная жестокость этой скотской леди — Фортуны.

Я ж сама ушла из кабинета, дав ему возможность свалить и не травить мне мои болячки дальше. В конце концов, мы все выяснили, ему кадрить меня больше не имеет смысла — он должен был свалить. Глядишь, я бы и выиграла время. До планерки, до завтра, а потом — уже и до увольнения. В конце концов — не так и сложно свести встречи с начальством к минимуму, если ты в них не заинтересована.

Вот только планам моим положили конец уже через пятнадцать минут после моего ухода из кабинета.

Ухода, отступления — без разницы. В плане Верещагина я согласна признать свое поражение.

Верещагин оглядывает собравшихся в кабинете Геннадия Андреевича нас всех с кровожадностью киллера. Прям видно, как настойчиво он хочет повод, чтоб ко мне прикопаться.

— Знаете, есть только одна вещь, которую я ненавижу больше, чем отвлекаться от аудита, — убийственно произносит Антон, — это отвлекаться от аудита из-за тупой бабской драки.