– Если честно, твой Гинц – молоток. Железный или стальной – уж не знаю. Я бы… отправил тебя подальше. Вывез из страны. Пока всё не утрясётся. Мне не понравился Федя, что окучивает твою тётку. И тайны твои мне не нравятся. И никогда не нравились. Какая-то непростая история.
– Что ты можешь знать об этом? – бормочу и прячусь в спасительные объятья своих рук. Сжимаю плечи до боли. Эти разговоры что-то будят внутри меня, и я спешу убежать, скрыться, чтобы не вспоминать, не помнить и дальше…
– Я ничего не знал и не знаю. Честно. Это всего лишь предчувствия. Когда волосы дыбом встают. Нечто нереальное. Его не объяснить.
– Ты как моя Линка, – тяжело вздыхаю. – Та тоже вечно что-то предугадывает, сны ей вещие снятся. Никто там у тебя в снах голым не ходит?
Аль моргает растерянно. Видимо, не ожидал.
– А то ей любовник голый приснился. Говорит, к болезни. А он руку сломал. Так что теперь она ещё больше будет верить во всякую потустороннюю ерунду.
Аль закашливается, но не смеётся. Скорее, смущён. Я поджимаю губы. Ну, да. В полку верящих в мироздание – пополнение. А может, он там и состоял. Художник – что с него возьмёшь?..
22. Эдгар
– Эд, это никуда не годится, – бесится Жора. – Я тебя к кровати цепями прикручу! Ты после отравления – раз, у тебя сотрясение – два. Творится чёрт знает что – три. А ты, как олень во время гона, бегаешь по городу. Да ещё, подозреваю, спариваешься, как кролик. Тебе покой нужен, ты это понимаешь?
Я морщусь от его баса. Лениво пялюсь в потолок. Олень я или кролик?.. Жорины крики нужно переждать, как ливень. Я решил дать себе два дня. Отлежаться, руководить отсюда. Тае ничего не сказал, зато предупредил её художника. Скрипнул зубами и поговорил. Как мужчина с мужчиной.
Таин Бертик оказался на редкость сообразительным парнем. Не огрызался, не вставал в позу, не истерил. Люблю таких людей. Я бы мог взять его в команду – понимает с полуслова. Жаль, далёк он от мира бизнеса, но, может, это как раз и хорошо: его богемная жизнь может сыграть нам на руку.
Давлю в себе желание позвонить жене. Хочется постоянно чувствовать её рядом. Хотя бы голос слышать. Но сейчас не время окончательно терять голову. Но какое это наслаждение – быть рядом с ней обычным. Когда не нужно притворяться. Держать лицо. Вести себя как последняя сволочь. Нет, у меня не исчезло желание командовать. И доминировать даже в мелочах – потребность. Но, оказывается, сдаваться в любимые руки – не меньшее удовольствие.
«Я убью тебя за сговор с Альбертом» – приходит от неё смс. И я вдруг понимаю, что должен буду удалить переписку. Если телефон попадёт в чужие руки, скажут, что она мне угрожала. Мне жаль каждое слово, что идёт от неё.
«Ты о чём?» – пытаюсь блефовать, но понимаю: либо потомок дракона проболтался, либо у кого-то слишком умная жена. Я делаю ставку на второе. В дракона хочется всё же верить.
«Не делай вид, что ты его не обработал, мой Железный Дровосек!»
Так меня ещё никто не называл. Хмурю брови, пытаясь вспомнить сказку. Кажется, в неё у Дровосека не было сердца. Похоже. Но у меня уже есть и сердце, и кровь, и душа. И даже жена имеется.
«Я люблю тебя» – пишу, улыбаясь. Она умолкает ненадолго. Я так и вижу, как Тая закусывает нижнюю губу и думает, что мне ответить.
«Это удар ниже пояса».
Ниже? Что там у нас ниже? Мне становится жарко. Нет-нет, лучше думать о её соблазнительных коленках, не подниматься выше.
«Просто помни об этом, когда стиснешь в руках орудие убийства».
Я развлекался, как мог. Хотя бы это пока у меня никто не может отобрать.
Без стука в дверь ввалился Сева. Всклокоченный и злой. Рука в гипсе аккуратно висит на уровне груди.
– Бесит. Всё бесит! – заявляет он, падая на стул возле моей кровати. Мебель протестующе скрипит под его почти двухметровой тушей. – Я не привык к правой руке. В туалет сходить – проблема. Я уж молчу о других насущных делах. А ещё у меня спермотоксикоз, я скоро начну на людей кидаться.
– В чём проблема? – щурю глаза и прячу улыбку. Он такой забавный, как плюшевый мишка, которого забыли постирать. Обиженный на весь мир. – У тебя в телефоне – толпы курочек, овечек, милых простушек. Один звонок – и расслабишься.
– Не хочу, – бурчит он. – Не желаю. А кого желаю – не хочет меня.
– И давно это с тобой? – приподнимаю бровь. Грешно смеяться над убогим, но я сейчас почти в том же положении: рядом со мной нет желанной женщины. К тому же предстоит разлука. Смешная для кого-то – всего на пару дней, но для меня сейчас это равносильно годам или столетьям. Поэтому я очень хорошо его понимаю. И жалею по-своему: Тая, хоть и на расстоянии – со мной. А у Севы – тяжёлая ситуация. Неужели наш ловелас наконец-то влюбился и всё серьёзно? Не очень верится, но почему-то верить хочется.
Его телефон неожиданно тоскует голосом Сэм Браун. Я вижу, как Сева меняется в лице, неловко достаёт телефон, держит его в раскрытой ладони, как бомбу замедленного действия. «Птица Счастья» – высвечивается на экране. Серьёзно? Кажется, дело зашло куда глубже, чем я мог подумать.
– Ты бы ответил, – киваю на гаджет, и Сева, очнувшись, лихорадочно пытается принять звонок.
Из динамика слышен тарахтящий взволнованный голос Синицы:
– Сева, Севушка! С тобой всё в порядке? Ответь мне, пожалуйста, не молчи! У тебя там всё хорошо?
– Нет, – громко чеканит Мелехов. – Я умираю.
Вот же идиот! Я хочу вырвать смартфон из его лапы и успокоить Лину, но Сева шустрее меня. Вскакивает, прижимает свою «лопату» к уху и под бесконечные причитания Синицы, снова громко и чётко добавляет:
– Я умираю без тебя, Лин. Приезжай.
Кажется, она обещает. Сева задумчиво жмёт на «отбой», постукивает телефоном по бедру, смотрит куда-то в стену, кивает, словно решившись, и снова падает на жалобно скрипнувший стул.
– Всё, Гинц, – смотрит он на меня слишком серьёзным и решительным взглядом, – назад отступления нет.
– Ты точно не передумаешь? – включаю режим запугивания. – Линка – подруга моей жены. И не дай бог ты девочку обидишь… Или фортель какой выкинешь – с тебя станется.
– Не передумаю и не выкину, – мотает он башкой, и на губах его расцветает счастливая улыбка. Кажется, кое-кто сбросил с души огромный камень. – Эд, она сама позвонила, представляешь? Беспокоится обо мне. Любит. Я надеюсь.
– А ты? – не переключаюсь и продолжаю допрашивать в духе плохого полицейского.
– А что я? Что я?.. Жизнь и продолжается, и только начинается. Новая жизнь. С Линкой. С ребёнком.
У него совершенно шальные глаза, словно он выпил лишку.
– Сев, а Сев. Это ж не игрушки, когда наигрался, сломал и выкинул. У тебя ж семь пятниц на неделе. Завтра ты решишь, что всё это не твоё, что тебе нужны курочки, овечки, пастушки…