Я едва поспевал за ним. С первых же шагов в толкучке у меня оторвался хлястик шинели, с треском отлетели пуговицы на груди, но я не отставал от Горбунова, иначе меня бы просто раздавили, превратили в бесформенный кулек с переломанными костями.
– Давай, Ваня, давай! – перекрикивая толпу, подбадривал я товарища.
Активно работая локтями, посылая матом всех подряд, Горбунов медленно, но уверенно шел к поставленной цели – к крыльцу винного отдела. Оставшиеся позади нас покупатели в долгу не оставались, избрав для проклятий меня. Сколько матерных пожеланий я выслушал в этот вечер! В каких только половых извращениях не обвиняли меня земляки и сограждане, и плевать им было на милицейскую форму. Водка-то дороже уважения к представителям правопорядка! В другой ситуации никто из покупателей и голос на меня повысить бы не посмел, а тут, за десять минут до закрытия магазина, народ мог позволить себе все.
– Стрелять вас, коммунистов, надо! До чего народ довели! – кричали мне вслед.
– У самих дома водка ящиками стоит, а нам законный пузырь купить не дают! – вторили им из задних рядов. – Напирай, ребята, прорвемся! Как Зимний, штурмом возьмем!
Кто-то из оставшихся за спиной мужиков изловчился и ударил меня кулаком по голове. Удар смягчила шапка, было не очень больно, но чувствительно. Обернуться и посмотреть, кто осмелился поднять руку на сотрудника милиции, я не мог: Иван шел вперед, я – в его фарватере. Оторваться от Горбунова значило смешаться с толпой, где затоптать могут.
У дверей в винно-водочный отдел Горбунов остановился, движением могучей руки задвинул меня в узкое пространство между стеной и собой.
– Андрюха, – крикнул он. – Когда совсем хреново станет, упрись спиной в стену, а в меня руками. Иначе обоих раздавят.
В этот момент кто-то завопил дурным голосом:
– Запускать перестали! Что творят, сволочи, вре- мя же еще есть!
Спрессованная из сотен мужиков толпа вздрогнула единым телом и с новой силой нахлынула на магазин. Ивану и Гордееву совместными усилиями удалось толкнуть входную дверь к стене, но десятки рук схватились за нее и потащили назад. Находившиеся внутри милиционеры не растерялись. Они схватили двух отоварившихся покупателей, поставили рядом и, используя их как таран, выдавили людей из дверного проема. На долю секунды дверь оказалась свободной, и этого мгновения хватило, чтобы Гордеев ногой захлопнул ее. Послышался лязг массивного засова. Толпа, лишившаяся законной водки, взревела и вновь нахлынула на вход. Горбунов сумел развернуться, уперся руками в стену, подставив прессу толпы могучую спину. Я оказался между его рук. Чтобы хоть как-то помочь товарищу, я уперся спиной в стену, а в его грудь – руками.
– Держись, Андрюха, – прохрипел Иван. – Сейчас они схлынут.
Людская масса напирала еще минуту-две, потом давление ослабло, и народ стал расходиться. Еще через пару минут мы с Горбуновым смогли отойти от стены.
– Андрей, – тихо сказал напарник, – из магазина не все покупатели вышли. Закрыли-то мы его вовремя, но если проверят, скандал будет. Скажут: мухлеж, очковтирательство.
– Наше-то какое дело, – осматривая разодранную шинель, ответил я.
– Как какое? Мы что, зря старались?
– Иди лучше шапку поищи, – посоветовал я. – Мороз на улице, простынешь.
Горбунов только тут заметил, что во время героического прорыва сквозь толпу лишился головного убора.
– Вот черт! – пробормотал он и пошел осматривать вытоптанный сотнями ног пустырь.
Дождавшись, пока у гастронома опустеет, к входу в винно-водочный отдел подошел Плахотя с московским проверяющим.
– Открывай! – через дверь приказал он.
Я из любопытства пошел следом. Внутри не оказалось ни одного покупателя.
– Куда вы их дели? – удивленно спросил полковник. – Я думал, человек десять внутри осталось.
– Я здесь одна осталась! – со злостью ответила ему золотозубая продавщица. – Ваши ребята всех успели вытолкать.
– Так уж и успели? – подозрительно прищурился Плахотя. – Под прилавком никто не спрятался?
– Может, под юбкой у меня поищешь?
– Чего-чего? – вскипел полковник. – Как ты смеешь со мной так разговаривать? Да я тебя…
– Что ты мне сделаешь? – перегнулась через прилавок продавщица. – Молоко за вредность дашь? Ты меня не стращай, пуганая я! Ты кто по званию? Генерал? Так вот послушай, что я тебе скажу. Я на тебя, генерал, жалобу в обком накатаю, и директор под каждым моим словом подпишется. Вам за что государство зарплату платит? Чтобы вы под прилавками шарились? Каждый вечер народ магазин штурмом берет, а вы порядок навести не можете! У меня к концу рабочего дня от матерной брани уши в трубочку сворачиваются, а ты меня пугать вздумал? Встань-ка сам на мое место да попробуй за минуту десять человек обслужить!
– Пойдемте, – велел проверяющий. – Магазин закрыт, в норматив наряды уложились.
– Я с тобой в другом месте по-другому поговорю, – пообещал, выходя на улицу, Плахотя.
Продавщица показала ему вслед неприличный жест и кивком головы предложила закрыть дверь. Один из милиционеров выполнил ее указание.
– Сколько вас там осталось? – спросил Гордеев.
– Четверо, – ответил из подсобного помещения мужской голос. – Мы за ящиками спрятались.
– Что делать будем? – спросил Игорь продавщицу.
– В прошлый раз я покупателей в магазине закрыла, его вход под охрану сдала, а через час с милицией открыла. Все бы ничего, но мужики, пока взаперти сидели, две бутылки водки выпили. В темноте без закуски из горлышка два пузыря высосали и к моему приезду еле на ногах стояли.
– Командир! – подал голос покупатель. – Мы, если что, не спешим. Мы же понимаем, закрытие магазина – дело государственной важности. Норматив – он везде норматив, хоть в армии, хоть на производстве.
В дверь постучались. Гордеев открыл.
– Уехали, – сообщал вошедший Горбунов. – Вы что такого им наговорили, что Плахотя с психу выговор мне пообещал за нарушение формы одежды?
– Мужики, в темпе! – крикнул в подсобку Гордеев. – Ноги в руки – и бегом!
Счастливые покупатели, прижимая к груди бесценные поллитровки, дружной стайкой выпорхнули наружу и разбежались в разные стороны.
– Давайте закругляться, – предложила продавщица. – Сколько вас?
– Девять человек, – прибавил на одного Гордеев.
Продавщица выставила на прилавок девять бутылок водки. Все полезли за деньгами. У меня и Горбунова на двоих оказалось только три рубля с мелочью.
– В райотделе отдадите, – сказал Гордеев и заплатил за нас.
На крыльце Иван нахлобучил на голову то, что совсем недавно было форменной милицейской шапкой. После того, как по ней прошлась толпа, шапка из мехового головного убора превратилась в грязный стоптанный блин.