Он ну совсем уж сейчас некстати. Такой поворот рушил все планы, как рушится карточный домик от резкого порыва ветра. У неё, конечно, и планов-то особых не было… но учёба? Ещё полтора года. Опять что ли отпуск брать? И во сколько она выпустится оттуда? В тридцать? Хроническая студентка какая-то выходит.
Ладно она, чёрт с ним, а Матвей? У него карьера в самом расцвете, нафига ему ребёнок? Да они сами ещё дети. Двадцати три, а толку? Ума всё равно нет. Какие из них получатся родители? Какая из неё мать? Хозяйка чёрте что, убираться не любит, готовить толком не умеет, а тут ещё и ответственность за кого-то. Да у неё рыбки всегда дохли через неделю, потому что она либо кормила их на убой, либо забывала кормить вообще.
Следующие несколько суток, что Нелли пролежала в больнице, она разрывалась на части, не до конца понимая, что теперь делать. Потому что об аборте не шло речи, на это Пелька никогда бы не пошла. Мама с бабулей помогут поднять на ноги, в случае необходимости, с такой поддержкой страшиться нечего, но как поступить, а главное… как сказать будущему отцу?
Бондарев чувствовал перемены, видел, как резко и без объяснений она вдруг начала отдалятся и отмалчиваться, но вразумительного ответа так и не получил. Несколько раз Пылаева вроде бы собралась с духом, но так и не смогла огорошить его новостью. Трусиха. Наверное, для начала ей нужно было самой свыкнуться и принять новую для неё ипостась. А потому Нелли слёзно попросила родительниц тоже пока помалкивать. И Максима, который всё уже и так знал. Всегда чутко спящий, он тогда проснулся и слышал разговор с врачом…
В день выписки на парковке, недалеко от входа, пациентку, которую, наконец-то, выпустили в большой мир, посчитав условно здоровой, ожидало сразу три машины. Вот это сопровождение, не все готовы похвастаться. И такая странная картина, видеть Майера и Матвея рядом. М.М. и М.Б… Два дорогих её сердцу "М". Один знал, что будет дальше, другой ждал, что с возвращением в Академию всё наладится, а непонятно откуда взявшаяся ледяная стена, выросшая ни с того, ни с сего между ними, начнёт таять в привычной обстановке. Вот только в Академию Нелли не собиралась возвращаться.
Бондарев это понял, когда Дина, приехавшая с Филиппом на третьей тачке, переглянувшись с Пелькой, коротко кивнула. Невербальный разговор означал: я собрала то, что ты просила, рюкзак уже в багажнике. Отлично. До конца семестра осталось всего несколько дней, дальше новогодние праздники — хорошая возможность подумать и решить, что делать дальше.
— Подождите в машине, пожалуйста. Я сейчас приду, — попросила она маму с бабулей. Те согласно кивнули, направившись к тёмно-синему БМВ, за рулём которого дождался попутчиков Фил. Пылаева сначала хотела взять такси, но друг настоял на том, чтобы отвезти их самому. Дина, нежно обняв Нелли и чмокнув в щёку, юркнула на переднее сидение в автомобиль брата. Чтобы не мешать.
На улице остались они втроём. Снова. Но на этот раз всё было по-другому.
— Если что-то будет нужно, звони. Сразу же, не думая, — прошептал ей на ухо Макс, когда она, наплевав на то, как это будет выглядеть, крепко обняла его на прощание.
— Хорошо. Только не говори ему пока, — так же шёпотом попросили в ответ.
— Я же обещал.
Обещал. И если Майер даёт слово, то всегда его сдерживает. И даже больше. Она безошибочно чувствовала, что что-то изменилось. В его отношении к ней. Новость о беременности напрямую отозвалась в его чувствах. Ложные иллюзии, которые ещё нет-нет, да где-то проклёвывались, окончательно рассыпались в пепел. Наверное, Максим только сейчас в полной мере осознал, что, действительно, видимо им просто не судьба быть вместе. Но при этом упрямо не оказывался от неё, предлагая помощь и оставаясь всё таким же: человеком, на которого можно положиться.
Матвей же… С ним было всё сложнее.
— Зачем уезжать? — он злился, чувствуя себя обманутым. Что ж, заслуженно.
— Так надо. Побуду дома, под присмотром. Экзамены досдам в начале месяца. Я уже договорилась.
— Я поеду с тобой.
— Нет.
— Это не вопрос.
— А я и не прошу. Я говорю на полном серьёзе: нет.
— Почему? Ты обижена?
— Что? Боже, нет, — Пелька прижалась к нему, соприкасаясь лбами и впиваясь ногтями в его шею. Как можно сильнее. Чтобы быть как можно ближе. — Я люблю тебя. Очень.
— Тогда в чём дело? — касаясь её губ в слабом полупоцелуе, ласкающим ещё не зажившие ссадины горячим дыханием, непонимающе покачал головой он.
— Мне нужно немного времени. Личное пространство.
— Так говорят, когда хотят расстаться.
— Нет. Всё не так. Ни за что, но… Я потом всё объясню. Обещаю, — не зная, какие ещё слова можно подобрать, чтобы не запутать обоих лишь сильнее, она облекла все свои чувства в поцелуй. Такой, на какой способна. В него Нелли пыталась вложить всё, что её гложило и всё, что было так сложно сформулировать. Поцелуй, который кричал: ты мой, мой, мой. Я никуда не денусь. А вот ты…
Просто поцелуй. Этого мало. Очень мало в сложившихся обстоятельствах, но за неимением лучшего, и его должно было пока хватить. Максим отвёл взгляд в сторону. Нет. Он хоть и принял поражение с достоинством, но любоваться таким проявлением нежностей спокойно пока был не готов. (прим. авт. самостоятельную историю Максима после всех этих событий можно прочесть в романе "Вместе тоже можно…")
— Ты как? — ладонь мамы ободряюще легла на руку дочери, когда та присоединилась к ней на заднем сидении, чувствуя приятную пульсацию на губах. Вот бы она подольше не проходила. Как и его запах, окутывающий её в приятный плен.
— Нормально, — без особой уверенности то ли кивнула, то ли мотнула подбородком та, поправляя на переносице овальные очки с розовыми стёклами. Очки и тонкие косички с цветными бусинами на распущенных пока ещё рыжих волосах — не самый лучший вид для подобного момента, но очки спасли от прямого контакта с глазами Бондарева, в котором она бы уплыла и забылась, а косички заплелись на нервозе, пока она морально готовилась выйти к ним на улицу.
Филипп вопросительно поймал отражение подруги в зеркале заднего вида.
— Едем?
— Да.
— Уверена.