Мой расчёт был построен на голой догадке.
Да, нехорошо осквернять чьё-то мёртвое тело, но именно сейчас от морали я был далек как никогда. И, кажется, в своей догадке оказался прав.
Харпаг, учуяв запах разложения, переключился на мертвеца. Не в состоянии бороться с желанием, он склонился над телом и, прежде чем приняться за трапезу, сначала прошёлся по мертвецу языком, раскрыв пасть и выставив зубы.
Это мне и было нужно.
Я отполз на полметра и дотянулся до бронзовой подставки, что валялась рядом с раскрытым гробом. Под раскалённой ладонью металл начал мгновенную мутацию, и пока харпаг занимался своей новой едой, я выплавлял оружие. Мне бы подошло что-то тяжёлое и большое… что-то, похожее на секиру…
Именно она и появилась в моей руке.
Двуручный боевой топор, громоздкий и острый. Опираясь на него, я кое-как поднялся, пошатнулся, еле удержавшись на одной здоровой ноге. Теперь главное, чтобы сил хватило и на остальное.
Подтащив секиру ближе в харпагу, я обхватил длинную рукоять двумя руками, чуть согнул правую ногу в колене, а левую вытянул вбок, собрал всю свою волю… и с выкриком чудовищного напряжения поднял секиру над головой.
Нет, я не собирался отсекать харпагу голову, для этого у меня не хватило бы сил.
Лезвие-полумесяц вонзилось точно в основание языка, у самого рта твари, заодно отхватив и часть его зубов. Харпаг раззявил пасть и взревел, окропив округу брызгами жёлтой слюны.
Я сощурился, мутировал топор ещё раз, превращая его в копьё, и отправил его харпагу точно в разверзшуюся от рёва глотку. Копьё мутировало снова и ощетинилось внутри пасти острыми пиками-баграми.
После этого я упал на спину, перекатился и завалился за край сцены.
И сделал это очень вовремя.
От боли и ярости харпаг принялся разносить деревянную сцену в щепки, ломал и вырывал доски, отшвыривал в стороны, визжал. Потом полез когтистыми лапами себе в пасть в попытке выдернуть багры, но сделал себе только больнее и опять принялся за погром сцены.
Я пополз к Сильвер. Она лежала совсем рядом, в углу, и тоже рисковала попасть харпагу под горячую руку. Пока озверевшая тварь тут всё не разрушила и не перетоптала, нужно было уносить ноги.
Сначала мне показалось, что директор просто лежит без сознания… ну конечно… поэтому она такая бледная…
Я склонился над Сильвер.
— Док?..
Ответа не последовало. Я прижал дрожащие пальцы к её шее, проверяя пульс… прижал сильнее… ещё сильнее… задержал дыхание…
Пульса не было.
Не было.
Я приник ухом к её груди, замер, весь превращаясь в слух.
Ничего. Могильная, тотальная тишина.
Сильвер умерла.
***
Харпаг неистово визжал где-то сбоку, совсем рядом, но я слышал в себе лишь гробовое безмолвие и пустоту.
— Что же вы, док?.. — выдохнул я Сильвер в лицо, будто она мне ответит.
Монстр продолжал орудовать лапами, и нужно было срочно решать, что делать дальше.
— Вместе пришли, вместе выйдем, — снова обратился я к бездыханной Сильвер.
Одной рукой взял её под лопатки, второй под колени, оперся на обе ноги, зажмурившись от боли, и поднял Сильвер над полом. Её мёртвое тело было тяжёлым, очень тяжёлым, но я должен был вынести его отсюда.
Я сделал шаг вперёд, наступив на покалеченную левую ногу, и не сдержал стона, опять зажмурился, сделал ещё шаг, потом ещё один и ещё…
Харпаг верещал уже где-то позади, рвал занавес сцены, скрежетал мебелью, а я всё шёл и шёл, не сбавляя скорости, но и не набирая её. Быстрее я не мог, но и замедлиться себе не позволял, будто превратился в механического человека с точно заданной скоростью движения и размером шагов.
Под моими подошвами хрустели щепки, обломки штукатурки и куски фресок. И пока я шёл посреди этого погрома, успел бегло оглядеть зал.
У правой стены лежал окровавленный Бартоло Соло, его мёртвый патриций покоился дальше, отброшенный харпагом с дороги, ещё дальше я увидел дядю Ли Сильвер Ю-Вэя, старик лежал на животе, раскинув руки, и в одной из них была зажата трость.
Тут же, на спине, распластался инспектор Жан-Жермес, в луже крови и жёлтой пены. Тэн Зивард так и остался распятым на стене, он умер, истекши кровью и окрасив под собой деревянное панно.
А вот чёрного волхва Херефорда в зале не оказалось, как и Сильвии…
Я среагировал на это равнодушно, сейчас у меня имелась совсем другая задача, и мщение в неё не входило. Если я выживу, то отыщу своих врагов всё равно, переверну весь Бриттон, если понадобится.
Но не сейчас.
Я миновал проломленный дверной проём, прошёл коридор и по широкой лестнице начал спускаться вниз, в холл. Вокруг царила тишина. Ни голосов, ни звуков, будто всё вокруг вымерло.
В холле я наткнулся на растерзанное тело юноши-камердинера. Его бордовая ливрея была разодрана в клочья, гранитные плиты пола пестрели разводами, сгустками и пятнами крови.
Я проследовал дальше, распахнул ногой двустворчатую дверь и медленно спустился с крыльца на отсыпанную белым гравием дорожку, ведущую через аллею с кипарисами и фонтанами. Идти надо было далеко, и я шёл… шёл, как заведённый.
Утреннее солнце светило ярко, как и прежде, на небе не было ни облачка.
Прекрасный день…
Только с каждой секундой мёртвая Сильвер становилась всё более тяжёлой.
Я приостановился, чуть поменял положение рук, удобнее перехватывая тело, и пошёл дальше. Ни гвардейцев, ни полицейских, ни военных агентов на территории резиденции Орриванов я не увидел, только брошенные впопыхах временные заграждения, где раньше располагались кордоны.
Минут через пятнадцать я миновал аллею и вышел к въездным воротам. Те стояли распахнутыми.
Улицы города встретили меня мёртвой пустотой. Брошенные автокэбы, разбитые окна первых этажей, раскуроченная уличная мебель и трупы… изуродованные, частично обглоданные… мужчины, женщины, дети… те, кто не успел спрятаться, потому что не ждал нападения.
Я слышал, как кто-то стонет по закоулкам, слышал хруст и чавканье, слышал плачь, визг, рычанье, треск и скрежет, видел дым и огонь, охвативший несколько зданий, видел заляпанные кровью стены, столбы и тротуары… и продолжал идти.
Пройдя ещё метров сто, я остановился.
Оглядел посеревшее лицо Сильвер, её бескровные губы, растрёпанные чёрные волосы, безжизненные лисьи глаза, потом оглядел такие же безжизненные дома вокруг и сказал негромко.
— Асура вайу.
Пространство раздробилось, расслоилось, размножилось, вбирая в себя все цвета красного, от бледно-розового до бордового, почти чёрного. С каждой секундой мой щитовой эрг обрастал всё новыми слоями, рос и ширился, охватывая улицу.