Священник яростно выкрикивал слова молитвы. В самый яркий, патетический момент он достал с пола и положил на деревянную подставку большой черный ящик.
— Во имя Господа отступает зло! Свет победит тьму! Свет воочию, на пути к свету... отступает дьявольская тьма, могила для христианских душ... Свет... Да будет воля Господа!..
Откинув крышку ящика, он резко опустил руки вниз, а затем так же резко поднял их вверх. По толпе пробежал крик ужаса. Ужас этот был неподвластен религиозному экстазу. И понятно: в руках священника извивалась большая черная змея. Живя у реки, молящиеся сразу узнали одну из самых ядовитых гадюк, гнездившихся в камышах. Однако змея не причиняла никакого вреда священнику и даже не пыталась его укусить.
— Вот оно, чудо Господа! — его громовой голос разносился над толпой. — Господь даровал его для вас! Зло побеждено! Свет побеждает тьму! Так же воссияют к этому Господнему свету ваши души!
Люди плакали, голосили, падали на колени. Священник между тем вернул змею в ящик и захлопнул крышку. Ставший еще более ярким свет ламп осветил громогласную истерию экстаза, царившую вокруг...
Путаясь в длинных полах шерстяного пальто, человек в рясе быстро шел по сельской дороге, стараясь обходить лужи. В воздухе стояла невероятная сырость, которую принес туман. Все пальто, а еще больше полы рясы покрылись тяжелыми, склизкими каплями. Время от времени он кашлял, поднося руку ко рту. Лицо его было белым как мел, выдавая последнюю степень утомления.
Миновав главную улицу поселка, человек свернул налево и остановился у последнего дома, стоявшего совсем рядом с рекой. Постучал костяшками пальцев. Дверь тут же открылась. На пороге возникла пожилая женщина в белой косынке.
— Да вы весь промокли, отец Григорий! Ужин подать? — воскликнула она.
— Нет. Я не голоден, — ответил человек. Пройдя в теплые сени дома, он наконец снял намокшее пальто. В помещении особенно стало видно, что его бьет дрожь.
— Не щадите вы себя, — запричитала хозяйка, входя следом в жарко натопленную, ярко освещенную комнату. — Ну совсем не щадите! Хоть чайку-то попейте! Ни кровинки в лице нет.
— Ничего не надо, — бросил священник. — Нездоровится мне. Простыл, наверное, — он буквально рухнул в мягкое кресло. — Я в постель лягу да засну. А ты можешь идти. Утром мне легче станет.
Попричитав еще немного, хозяйка оставила отца Григория в одиночестве. Он тут же прошел в спальню, быстро разделся и лег в расстеленную постель. На тумбочке рядом с кроватью лежала стопка нераспечатанных писем. Он протянул было руку к ним, но тут же с досадой отдернул, нечаянно уколовшись острым углом одного из конвертов. Забыв про письма, потушил свет и натянул одеяло до глаз.
Несмотря на жарко натопленную комнату, он продолжал дрожать. Все его тело словно содрогалось в конвульсиях, его бил жестокий озноб.
И вдруг отец Григорий застыл. Из угла послышался странный шорох. Он вдруг заполнил всю комнату, разлился в воздухе. Священник с тревогой приподнялся, но подумав, что ему померещилось, снова рухнул на кровать. Однако шорох повторился с новой силой. Затем он раздался из противоположного угла. Дрожащей рукой отец Григорий включил лампу возле кровати и увидел такое, от чего волосы на его голове буквально встали дыбом.
Из всех углов комнаты ползли змеи. Они стелились по полу, просачивались сквозь стены, падали на пол с потолка... С каждой минутой их становилось все больше и больше. Со зловещим шипением змеи упорно ползли к его кровати.
Отец Григорий закричал. Этот жуткий вопль вырвался из глубины его души. Как утопающий, он заколотил руками воздух, пытаясь в этом вопле найти спасение. Но змеи уже приблизились к кровати, а затем одна за другой стали заползать на одеяло.
Изо всех сил отец Григорий попытался отбиться от них. Он скидывал их на пол, давил, не обращая внимания на змеиные укусы. Кровь текла по его рукам. Но их было слишком много. Справиться с ними было невозможно. Змеи поглотили отца Григория, погребли под собой. Вместо тела священника на кровати трепыхался чудовищно шевелящийся змеиный клубок...
Утром хозяйка вошла в спальню священника, раздвинула ставни, обернулась и закричала... Отец Григорий лежал поперек кровати на спине. На его лице застыл дикий ужас. Голые руки были запрокинуты к голове, и на них не было ни единой царапины. Однако он был мертв...
ГЛАВА 18
Уже через день Зина сама позвонила Бершадову и напросилась на встречу.
Он не был удивлен. Когда Крестовская вошла в квартиру на Итальянском бульваре, Григорий был, как обычно спокоен. Однако Зина все же отметила некую настороженность в глазах.
— У меня два вопроса. Вернее, просьбы, — сразу начала она, сев за стол.
— Научиться стрелять? — хмыкнул Бершадов.
— Смешно, — ответила Зина, не меняясь в лице. — Очень смешно. Это, конечно, тоже, но...
— Но?.. — Брови Бершадова поползли вверх.
— Я все-таки очень хочу узнать, как по-настоящему называется спецоперация. Как она проходит в официальных документах, — она спокойно выдержала его взгляд. — Это поможет мне. Подскажет, в каком направлении искать.
— А что ты хочешь искать? — Бершадов был невероятно спокоен, и Зина не могла понять — то ли он действительно интересуется, то ли издевается над ней.
— Кажется, мое задание не изменилось, — тон ее стал ледяным. — Я должна найти Игоря Егорова. У меня нет оснований считать этого человека мертвым. Я думаю, что он жив и что находится в определенном месте в Бессарабии. Мне нужно знать название этого места.
— Если бы все было так просто, зачем бы я стал обращаться к тебе? — пренебрежительно усмехнулся Бершадов. — Я и сам бы его нашел. Причем не выходя из кабинета.
— Я понимаю твою иронию. — Крестовская изо всех сил старалась держать себя в руках. — Но я и так знаю достаточно. Ты сам признал, что я на правильном пути. Поэтому я хочу знать все. Как минимум — название операции. Согласись: я имею на это право.
— Нет, не имеешь. — Спокойствие Бершадова было абсолютно нерушимым, и Зина поневоле задумалась: а может ли что-то вывести этого человека из себя?
— Это несправедливо! — вспыхнула она, не сдержавшись.
— Разумеется, — Бершадов пожал плечами. — Но мы говорим не о справедливости, а об субординации и дисциплине. Чтобы победить врага, а у нас очень серьезный, опасный враг, ты сама знаешь какой, одной справедливости недостаточно. Запомни раз и навсегда: никто и никогда не побеждает справедливостью. Победа достается по-другому. И главное в этой победе — дисциплина, беспрекословное подчинение приказам. Ты всегда должна помнить об этом. И, кстати, ты уже пыталась спросить меня о названии операции. И я уже сказал тебе: нет.
— Я думала, что-то могло измениться.