Священник в любом селе — фигура значимая, непререкаемый авторитет. К его мнению прислушиваются, его совета спрашивают. Он всегда в курсе событий, происходящих в любой семье. Именно к нему идут со своими переживаниями, заботами, тайнами...
И Зина не сомневалась ни капельки, что никакая разведка ни за что не упустила бы такого агента. Тем более, что священник не скрываясь жил и работал в селе, его никто не арестовал. А раз так, то роль его во всей этой истории становится очень даже неоднозначной. И Зина решила как можно больше разузнать.
Сделать это было возможно только одним способом — еще раз поговорить с Софией Мереуцей, попробовать вывести ее на более откровенный разговор.
Крестовская тут же пошла в деканат, нашла расписание группы, в которой училась девушка, и во время ближайшей перемены решительно двинулась к нужной аудитории. Однако тут ее ожидало разочарование: когда пара закончилась, среди выходящих студентов Софии не было.
Убедившись, что все вышли, Зина заглянула внутрь. Преподавательница, увидев ее и услышав вопрос, где София, возмущенно ответила, что эта студентка не появлялась у нее на лекциях с начала прошлой недели. То есть вторая неделя пошла, как она прекратила посещать занятия!
Крестовская опешила. А как же вчерашний визит Софии в институт? Она снова вернулась в деканат. Пожилой декан факультета, на котором училась девушка, явно нехотя, долго рылся в бумагах. Лишь решительный вид Зины и ее многозначительный взгляд заставил его это сделать.
— Да, была такая, — наконец произнес он. — Вот, смотрите, заявление. Она забрала документы в начале прошлой недели. Отчислилась по собственному желанию. Ушла.
— Как ушла? — ахнула Зина, готовая ко всему, но только не к этому.
— Ну, — произнес он, — мы пытались ее отговорить, но ничего не получилось. Сказала, что замуж вышла и зачем учиться, если есть муж? Современные девушки — они такие дуры! — доверительно сообщил он и гневно захлопнул папку.
ГЛАВА 8
11 марта 1940 года, Одесса
Переступив порог кафедры, Зина, пораженная наступившей внутри помещения тишиной, резко остановилась. Несмотря на то, что там находилось достаточно много людей, все они разом замолчали и мгновенно отвернулись, как только увидели ее.
Крестовская была опытным бойцом и знала, что такое затишье наступает перед грозой. Ей вдруг стало по-настоящему страшно — так, что у нее, как она ни старалась это скрыть, затряслись руки. Что могло означать все это? Почему столько преподавателей на кафедре, но никто не поздоровался с ней, никто, ни один человек?
Тут со скрипом приоткрылась дверь кабинета заведующей, оттуда выглянула сама заведующая и, тоже уставившись куда-то в сторону, сухо произнесла:
— Крестовская, зайдите.
Молчание, сопровождавшее Зину, пока она шла, было таким зловещим, что она поневоле услышала дыхание сидящих в самых отдаленных углах людей. Где-то в середине этого страшного пути, каким коротким он ни был, как только она дошла до середины комнаты, ей все стало ясно...
В кабинете кроме самой заведующей находились еще двое — партиец и почему-то секретарша ректора. Она, впрочем, спряталась где-то в углу за шкафом, за огромной пишущей машинкой, и изо всех сил пыталась изобразить, что ее здесь нет.
— Крестовская, вы уволены, — без предисловий сказала заведующая, — и в ваших же интересах написать заявление по собственному желанию.
— Вы... вы не имеете права... — попыталась что-то сказать Зина.
— Это в ваших интересах, — повторила заведующая. — Если мы напишем в трудовой книжке настоящую причину вашего увольнения, вас никуда больше не примут на работу. Поймите это. Мы хотим сделать для вас доброе дело, поэтому предлагаем написать заявление по собственному желанию.
— Ну а какая же настоящая причина моего увольнения? — Больше всего Зину поражало то, что она уже совершенно не нервничает и может говорить абсолютно спокойно.
— Аморальное поведение и антисоветские высказывания, — презрительно бросил партиец.
— Это ложь, — в тон ему отозвалась Зина.
— Да? — злорадно улыбнулся он. —Так вот, если вы сами не напишите заявление, именно это мы напишем в вашей трудовой книжке.
— Пишите, — улыбнулась в ответ Зина.
— А документы будут переданы в НКВД, — он продолжал ехидно скалиться.
— Ну что тут сказать? — Зина пожала плечами. — Вперед! Но учтите — тогда и я напишу.
— И что же? — поднял брови партиец от удивления.
— А то, что среди коллектива ведете провокационные беседы и работаете на румынскую разведку. Думаю, и этого хватит. — Зине было интересно наблюдать, как меняется его лицо.
— Вы... вы... провокаторша! — выпалил партиец, покраснев, как знамя, висевшее на стене кабинета заведующей.
— А вы — лжец! — парировала Зина. — Вы никогда в жизни не напишите подобного в моей трудовой книжке. И знаете почему? Потому, что вы оба прекрасно знаете, что я являюсь информатором НКВД. Что значат ваши слова против моих? Но вам просто очень нужно меня уволить. Зачем — я пока не знаю. И вот так, по-детски, вы решили меня запугать. Ну прямо детский сад!..
— Значит, вы все же хотите остаться? — резко вступила в беседу заведующая. — Вас же все ненавидят, вы не вписались в коллектив. Вы так и не научились вести лекции. Студенты жалуются на вашу раздражительность и капризность. Вы ни с кем не находите общего языка. И вы действительно видите свое будущее в нашем институте?
— Не вижу, — согласилась Крестовская неожиданно для самой себя, — вот правда, никак не вижу. Лучше уж я вернусь работать в морг. Понятно, что преподавателя из меня не получилось.
— Вы не умеете работать с людьми, — встрял партиец, — это не ваше.
— Ну и не ваше! — усмехнулась Зина. — Вы трус. Я не знаю, с кем вы имели дело до меня, но общаться с людьми вы явно не умеете.
— Так же, как и вы, я сотрудник НКВД, — сказал партиец, глядя Зине прямо в глаза.
— Так я не сомневалась, — она пожала плечами, — от вас несет гнилью. И у вас оскал палача.
— Выбирайте выражения! — Бордовое лицо партийца враз позеленело.
— Это вы выбирайте, — хмыкнула Зина. — Мне-то что?
— Так как же мы решим наш конфликт? — вмешалась заведующая. Она нервничала так сильно, что на какую-то долю секунды Зине даже стало ее жаль. Всего лишь трусливая старая женщина, которая боится потерять не любимую работу и даже не свою жизнь, а всего лишь хлебное место. Это было так мерзко, что Зину передернуло.
И внезапно она приняла решение. Собственно, решение это зрело в ней давно, просто, видимо, было нужно, чтобы обстоятельства подтолкнули ее к этому. Надо было лишь сказать правду самой себе... Похоже, Зина прекрасно знала, что рано или поздно так поступит.