— Нет, — воскликнула Маша, — нет! Нет, я бы все это знала. Нет, никого у него не было, кроме меня! И документы я его видела. Он такой хороший.
Он сам хотел свадьбу, не я. Нет. Такого быть не могло. Я люблю его.
— Маша, а если он действительно совсем не тот, за кого себя выдает? Если он тебя просто обманывал, а имя у него другое? — Зина не отступала.
— Да что ты! — Маша даже перестала плакать от возмущения. — Документы были настоящие! Паспорт и воинский билет. Офицерская книжка. Все это было настоящим! Как — другое имя? Зачем?
— Ну, я не знаю даже… — Зина немного смутилась. — Все бывает в этой жизни.
— Такого быть не может, — убежденно сказала Маша, — он никогда мне не лгал. Я чувствую, что с ним случилась беда. И я не могу уехать из Одессы, не узнав, что произошло с ним.
— Ты еще раз пробовала пробиться в этот штаб?
— Пробовала. Но у них сейчас происходит какая-то реорганизация. Название они меняют, что ли. Все на ушах стоят. Внутрь и не пускают никого. А у меня деньги почти закончились. Мне даже комнату не на что больше снять.
— Чепуха! — махнула рукой Зина. — Поживешь пока у меня. Конечно, ты не можешь уехать из Одессы, пока все это не выяснится. Но я не понимаю… Как мог исчезнуть человек? Был — и нет его? И никогда не было?
— А как мог исчезнуть целый корабль? — Маша вроде немного успокоилась. — Куда он пропал?
— Он выходил из Одессы?
— В штабе мне заявили, что такого корабля никогда не было. Но это неправда. Я пошла в Военную гавань в порту. И там разговорилась с одним матросиком. Он мне сказал, что эсминец «Лейтенант Шмидт» вышел из Одессы в 20 числах января.
— Значит, корабль был, — кивнула Зина.
— Был, конечно. Но такое впечатление, что он провалился сквозь землю. В Севастополь он не дошел. И в Одессу не вернулся.
— Затонул во время перехода? — предположила Крестовская.
— Тогда почему об этом не сообщают открыто? Почему этот корабль просто вычеркнули? Леня говорил, что 27 января они уже должны были быть в Севастополе. Но никто не вернулся.
— А другие родственники, жены моряков, которые были отправлены в Одессу? Ты говорила, что был целый список?
— Ну да, был. Все они в таком же положении, что и я. Им то же самое сказали.
— Но в Одессу они не приехали, в отличие от тебя, — уточнила Зина.
— Они боятся, — вздохнула Маша.
— Чего боятся?
— Что их арестуют. У них дети маленькие. Вот и боятся, молчат.
— А ты, значит, не боишься, — усмехнулась Зина.
— Боюсь, — снова вздохнула Маша, — но за Леню я больше боюсь. Он сирота, из детдома. Кроме меня, у него больше никого нет. Нету других родственников. Никому он на всем белом свете не нужен. Он так потому семью и хотел, что сам из детдома был. Как я могу его бросить?
— Хорошая ты, — Зина с завистью посмотрела на подругу, — повезло тебе в жизни.
— Ты шутишь? — у Маши от удивления распахнула глаза.
— Нет, не шучу. Был в твоей жизни такой Леня, ради которого ты вот так примчалась сюда, ничего не боясь. А я, например, очень многого боюсь. И жить боюсь. И всего вокруг.
— Ты? Да ты самая сильная на свете! Я потому и шла к тебе!
— Почему это? — не поняла Зина.
— Ты сильная, у тебя есть связи. Может, ты сможешь мне помочь хоть что-то узнать? Спросить кого-то… Или сделать так, чтобы меня к этому Маринову пустили… ты вон даже в институт сумела вернуться…
— Ничего я не сумела, — Зина отвернулась к окну, пытаясь скрыть раздражение, — и связей никаких у меня нет! Если бы были связи, стала бы я работать в морге? А институт — просто случайность, и все.
— Я понимаю, — кивнула Маша, из глаз которой снова полились слезы.
— Ты вот что… Не реви! — скомандовала Зина, сердце которой дрогнуло при виде горя подруги, — я с тобой к этому Маринову пойду. Придумаем что-то, ты не переживай. Безвыходных ситуаций нет. Уж я-то знаю. Можешь поверить.
Но в глубине души Крестовская совсем не испытывала того оптимизма, в котором пыталась убедить подругу. Достав из шкафа старую раскладушку, она уложила подругу спать. Сама же ворочалась очень долго, без сна глядя в темный угол закрытого шторами окна. Дождь закончился. На улице было тихо. Но эту тишину нарушала буря, бушующая в душе Зины. Буря, которой не предвиделось конца.
1938 год стал переломным и очень важным для военно-морского флота. Именно в 1938-м за флотом в официальных документах закрепилось новое название, которое стало использоваться все последующие годы.
30 декабря 1937 года Военно-Морские силы РККА были выделены в отдельный вид вооруженных сил — Военно-Морской Флот СССР. Было подписано постановление ЦИК и СНК СССР «Об образовании Народного комиссариата Военно-Морского Флота СССР». До этого момента сохранялось название «Морские силы Рабоче-крестьянской Красной Армии Союза ССР».
С 1 января 1938 года во всех документах морские силы стали называться по-новому. На 1 января 1938 года надводный состав ВМФ СССР был крайне невелик — 3 линкора, 3 крейсера, 1 лидер и 17 эсминцев. Зато подводный флот представлял собой более грозную силу: 10 больших подлодок, 10 подводных минных заградителей, 78 средних подлодок и 52 малые подлодки.
Все они поступили в полное распоряжение Наркомата обороны СССР. Положение о Наркомате ВМФ СССР было утверждено 15 января 1938 года. На Наркомат ВМФ СССР возлагались: разработка планов строительства, вооружения и комплектования ВМФ, развитие средств боевой техники, вооружения и берегового строительства, контроль за выполнением заказов для ВМФ, руководство оперативным применением ВМФ, его оперативной, боевой, политической и мобилизационной подготовкой и организацией ПВО, подготовка кадров для флота и другие важные задачи.
Появился совещательный орган — Главный военный совет ВМФ. Наркому ВМФ подчинялись Военные советы флотов, командующие и военные комиссары флотилий, военно-морские учебные и научно-исследовательские учреждения.
Гражданская война и иностранная интервенция принесла неисчислимые бедствия. Когда к власти пришли большевики, флота у них практически не было. Было потеряно 416 кораблей, из них 174 были боевыми, и 242 — вспомогательными. Материальная часть оставшихся судов была изношена практически до предела.
«В общем ходе революции и гражданской войны на долю морского флота выпали особенно тяжелые удары. В сумме это означает, что флота у нас нет», — писал М. Фрунзе, в то время бывший заместителем Председателя Реввоенсовета.
Необходимо было безотлагательно принимать меры к возрождению флота, чтобы обеспечить защиту морских границ. На это и был направлен ряд решений партии и правительства Советов сразу после окончания гражданской войны.
В первую очередь началась работа по восстановлению портов и судостроительных предприятий. И уже в 1922 году можно было приступить к ремонту и строительству кораблей. В короткий срок были введены в строй многие боевые корабли.