Русское - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Резерфорд cтр.№ 209

– Не женюсь, пока не выкуплюсь из крепости.

– А на ком ты хочешь жениться? – спросила она.

– На купеческой дочке, – ответил он. – Но какой купец отдаст дочь за крепостного? Как под венец – так и сама крепостной станет.

Так вот в чем дело. Савва хотел выкупиться из неволи. Он уже несколько раз обращался к барину с просьбой отпустить его за плату, но помещик неизменно прогонял его, пренебрежительно махнув рукой.

– И все-таки любой барин соблазнится, ежели цену высокую предложить, – сказал Савва Татьяне. – А уж тогда…

А уж тогда, подозревала Татьяна, он, вольный предприниматель, горы свернет.

И Татьяна придумала свой план. Он был очень прост, притом что довольно необычен. А в основе его лежала идеальная договоренность, которой она теперь достигла с Саввой.

Поначалу Александр Бобров был озадачен, когда его жена стала настаивать, чтобы тот позволил Сувориным выкупиться из неволи. «Тебе-то что до того?» – вопрошал он. Но шли недели, месяцы, а она все докучала ему, прося за этих мужиков:

– Отпусти их на волю, Александр. Ты, кажется, говорил, что хотел бы откладывать деньги. Просто позволь им освободиться – и получишь хороший капитал.

– Иногда мне кажется, что ты предпочитаешь этих крестьян собственной семье, – сухо замечал он.

Но она не уступала до тех пор, пока неделю тому назад, желая, чтобы его наконец оставили в покое, он устало не пообещал:

– Хорошо. Но если они хотят выкупиться, пусть заплатят мне пятнадцать тысяч рублей, не меньше.

Он рассчитывал, что так обескровил их за многие годы, выжимая все до копейки, что требуемой суммы они не найдут.

На это Татьяна только улыбнулась.

Ее соглашение с Саввой основывалось на прямоте и откровенности и не допускало околичностей. «Я уговорю Александра Прокофьевича позволить тебе выкупиться, Савва. Я одолжу тебе эти деньги. Однако спустя год после твоего освобождения, когда бы это ни случилось, ты вернешь мне ровно вдвое больше, чем занял. Ты согласен?» Он низко поклонился. «Что ж, хорошо, – заключила она. – Предоставь все мне. Но никому не говори об этом».

Пожалуй, странно было для барыни принимать столь близко к сердцу дела крепостного, особенно за спиной у мужа, но план этот казался вполне разумным. Суворин получит свободу, Александр Бобров – внушительную сумму денег, которую сможет передать своим детям, а она потихоньку, без лишнего шума немало прибавит к сбережениям, которые откладывала для Сергея.

И хотя сумма, которую Бобров потребовал у Сувориных за выкуп, оказалась гигантской, она верила в крепостного. Пускай не сразу, но он добудет эти деньги.

Она уже одолжила ему тысячу рублей. А сейчас, ясным январским утром, приехала в Русское со второй частью ссуды, еще одной тысячей. «Поезжай с этими деньгами в Москву и найди им достойное применение», – напутствовала она его.

Глядя, как он садится в сани, еще раз низко поклонившись ей, она и не подозревала, что у Саввы есть другая тайна, о которой барыне знать было не надобно. Теперь он добудет достаточно денег для выкупа к концу года.

Противостояние холопа и барина подходило к концу.

Июль

Ольга с любовью посмотрела на мужа. Последний месяц они провели вместе в имении под Смоленском, и ей казалось, что она никогда прежде не знала такого счастья. Стоило ему подойти к ней, как она словно начинала сиять и ее нежные черты чудесным образом смягчались, и оттого даже дворовые с улыбкой говорили: «Вот уж подлинно муж да жена».

Она с улыбкой протянула ему письмо Сергея.

Брат всегда, еще будучи лицеистом, писал ей регулярно, часто вкладывая в свое послание стихотворение или несколько забавных рисунков. Она хранила его письма и любила перечитывать на досуге. То, что она показала мужу, мало отличалось от прочих.

Дорогая Оленька,

без сомненья, твой муж бьет тебя смертным боем, как исстари на Руси повелось, – а посему посылаю тебе новости, дабы тебя приободрить. Я обрел чудесный круг друзей. Мы собираемся в архивах Министерства иностранных дел в Москве и нарекли себя любомудрами (ибо богиня мудрости, как и всякая дама, должна иметь множество возлюбленных). Мы читаем великих немецких философов, в особенности Гегеля и Шеллинга. И обсуждаем смысл бытия и духовное предназначение России, мы пылки и весьма собой довольны.

Знаешь ли ты, что Вселенная пребывает в состоянии становления? Это доподлинно так. У всякой идеи есть своя противоположность. В сочетании друг с другом они порождают новую, лучшую идею, которая в свою очередь обретает свою противоположность, – и так до тех пор, пока столь чудесным образом вся Вселенная не достигнет совершенства. В человеческом обществе, здесь, на Земле, все происходит точно так же. В этом великом космическом миропорядке мы тоже есть не что иное, как подобные развивающиеся идеи. Разве сие не чудо?

Ощущаешь ли ты присутствие великих космических сил, моя Оленька, или ты ни о чем, кроме мужниной плетки, и не помышляешь? Вот я иногда чувствую космические силы. Вижу дерево и говорю: «Это космос, и он развивается». А иногда не чувствую никаких космических сил. Ударился давеча головой о дерево и не ощутил решительно ничего космического. Может быть, если стукнуться посильнее…

Мне пора заканчивать. Нам с друзьями надлежит исполнить нашу космическую судьбу и пойти куда-нибудь напиться. Потом я попытаюсь обрести космос с некоей знакомой дамой.

А сейчас я поведаю тебе что-то любопытное. Наш достойный министр народного просвещения относится к философии столь подозрительно, что не позволил основать кафедру философии в Санкт-Петербурге. Знаю человека, который негласно читает лекции по философии на отделении ботаники, и другого, что преподает философию, будучи профессором естествознания! Только в нашем возлюбленном Отечестве природа мироздания может считаться отраслью ботаники!

Я очень сожалею, что муж твой оказался таким бездушным грубияном. Напиши мне немедля, если хочешь, чтобы я тебя спас.

Вечно любящий тебя

Сережа

Сентябрь

Наступил конец лета, которое в этом году выдалось долгим. Бричка, подскакивая на ухабах, катила по грунтовой дороге; лошади бежали небыстро, потому что старый Суворин старался объезжать многочисленные колеи и рытвины, а кроме того, к чему спешить, ежели везешь Илью Боброва?

Прошло три дня с тех пор, как они выехали из Рязани. Завтра они доберутся до Русского.

– А ведь еще сегодня могли бы, барин, кабы вы пораньше встать изволили, – заметил седобородый крепостной, на что Илья отвечал с улыбкой и со вздохом: – Думаю, ты прав, Суворин. И сам не знаю, почему мне так трудно просыпаться.

Солнечный свет уже отливал алым. Путь их лежал мимо бесконечных березовых рощ и зарослей лиственниц; березовые листья, шелестящие на ветру и уже окрасившиеся золотом, и уже пожелтевшие иглы лиственниц выделялись на фоне бледно-голубого неба. Солнце клонилось к закату, и вскоре из-за верхушек деревьев полетят голуби, спеша поскорее устроиться на ночлег.