Русское - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Резерфорд cтр.№ 178

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Русское | Автор книги - Эдвард Резерфорд

Cтраница 178
читать онлайн книги бесплатно

Мимо бесшумно скользил Петербург, громадный, чудесный. Впереди открывался простор Петровской площади перед Адмиралтейством. Слева виднелся длинный понтонный мост, перекинувшийся через замерзшую Неву на Васильевский остров. Мост не очень-то был и нужен, потому что в эти зимние месяцы покрытая льдом река превращалась в весьма оживленное место. Прямо на льду устраивались гигантские ярмарки. Неву пересекало с полдюжины дорог, которые были обставлены вехами – маленькими спиленными елками или фонарями, тусклые пятна которых по мере приближения к далекому северному берегу постепенно исчезали в темноте. На Стрелке горел маяк. Еще дальше, напротив Зимнего дворца, на фоне ночного неба угадывался силуэт Петропавловского собора.

И тут, когда открытое пространство площади вот-вот должно было остаться позади, нечто, расположенное поблизости, вдруг приковало его внимание – и на какой-то момент Александру показалось, что он забыл обо всем на свете, он открыл окно, впустив ледяной ветер, дувший прямо в лицо, и не мог оторвать взгляда, словно находился под действием неких чар.

Это был Медный всадник.

Огромная скульптура, на создание которой у Фальконе ушли годы, была поставлена совсем недавно, но сразу сделалась самым знаменитым памятником во всей России. На колоссальной гранитной скале могучий конь, в три раза больше натуральной величины, вздымался на дыбы. Внизу извивалась змея. Верхом на коне, одетый в римскую тогу, восседал истукан Петра, поразительно схожий с оригиналом. В левой руке Петр держал узду, в то время как правая была простерта в императорском жесте, указующем через лежащую перед ним невскую ширь.

Говорили, что нигде в мире не находили такой огромной гранитной глыбы и не отливали такой огромной бронзовой статуи. Великолепный конь, скопированный с лучшего жеребца екатерининских конюшен, казалось, бросался в пространство в головокружительном прыжке. И теперь, как и всякий раз при взгляде на этот монумент, у Александра перехватило дыхание. Все его мечты и амбиции были воплощены в этом бронзовом гимне российскому могуществу. И хотя узколобые попы возражали против римских языческих одежд Петра, Бобров понимал, что французский скульптор ухватил самую суть новой имперской судьбы, которую уготовал для страны Петр и окончательно воплотил гений Екатерины. Ее несгибаемой волей Россия совершит последний могучий рывок и будет править половиной мира.

Лаконичная латинская надпись на грандиозном гранитном постаменте гласила:


Петру Первому Екатерина Вторая


Подобно гигантскому призраку, он высился над залитой тусклым светом площадью. Недосягаемый. И когда Александр неотрывно смотрел на него, тихий внутренний голос собственного честолюбия, казалось, шептал ему: «Не повернуть ли тебе назад, маленький человек?»

«Нет, – думал Александр. – Нет, назад уж не повернуть. Я зашел слишком далеко. Нужно сыграть только одну последнюю партию – выиграть империю… или все потерять».

И он вынул серебряную монетку, его жребий на этот вечер, и вышвырнул ее в окно, в ночь.


– Дорогой мой Александр! – улыбалась она. – Я так рада, что ты заехал.

– Дарья Михайловна, – он нагнулся, чтобы поцеловать старуху, – вы прекрасно выглядите.

Графиня на самом деле выглядела не так уж плохо. Еще можно было разглядеть следы былой привлекательности. Ее лицо, всегда слишком сильно накрашенное, напоминало Боброву какую-то яркую птичку, особенно теперь, когда с возрастом стал выделяться крючковатый нос. Живые голубые глазки так и стреляли по сторонам. На ней было старомодное длинное платье из лилового газа, отделанное белым кружевом и розовыми лентами, которые делали ее похожей на французскую придворную даму из прошлого столетия. У нее были хорошие волосы, однако пудра не могла скрыть их желтоватого оттенка, напоминавшего потускневшую позолоту. Они были уложены во внушительную высокую прическу, увенчанную завитками, украшенную жемчугом и голубой атласной лентой.

Графиня Турова принимала гостей, восседая в золоченом кресле посреди большого и роскошного зала, куда вела лестница из беломраморной передней. В наборном паркете можно было насчитать не меньше двадцати видов древесины. Из-под высоких сводов сверкала гигантская хрустальная люстра.

Гости все подъезжали, многие из них были Александру знакомы. Немецкий профессор, английский купец, два молодых писателя, прославленный старый генерал и даже один древний-предревний князь: одна из прелестей Петербурга в том и состояла, что в подобном месте можно было встретить представителей разных национальностей и сословий. И атмосфера здесь была гораздо теплее и свободнее, чем в аристократических домах Западной Европы.

По давно заведенному обычаю, раз в неделю гости съезжались в дом графа Турова на Васильевском острове. Граф был человеком выдающимся. Тридцать лет назад он помог великому Шувалову основать Московский университет; писатели середины XVIII века – первый подобный кружок российских интеллектуалов – считали его своим другом, и сам Ломоносов, первый российский философ и ученый, неоднократно имел честь побывать на приеме у графа. Туров много путешествовал – даже посетил великого Вольтера – и привез в Россию интересную коллекцию живописи, скульптур и фарфора, а также прекрасную библиотеку, и все эти сокровища до сих пор находились в его роскошном дворце. Графиня имела ум неглубокий, но, будучи падкой на все блестящее, за время жизни с мужем нахваталась разных идей и теперь держалась за них тем крепче, чем меньше в них понимала. Ее дом был по-прежнему открыт для интеллектуалов, которые, частью по привычке, частью забавляясь ее чудачествами, продолжали к ней ездить.

– Я их опора, – любила повторять она. – Я их скала.

И она действительно нисколько не менялась.

И ни в чем графиня не была так постоянна, как в благоговейном отношении к главному предмету своего культа. Если усопшего мужа она чтила, то своему главному герою возвела настоящий храм. Каждая деталь словно говорила: «В этом доме царит просвещенный культ великого мыслителя».

Вольтер. Его насмешливый образ можно было увидеть повсюду. Один его бюст стоял на пьедестале в огромном мраморном холле, другой – в конце лестничного пролета. Был и портрет в большой галерее наверху, и еще один бюст в углу приемной. Великий философ был здесь иконой. Его имя упоминалось в разговоре беспрерывно. Если кто-то произносил дельное замечание, графиня торжественно изрекала: «Сам Вольтер не сказал бы лучше». А самая теплая похвала из ее уст была следующая: «Вижу, вы читали Вольтера». Чего, как был уверен Бобров, она никогда не делала сама. Удивительным образом любой разговор сводился к этому великому человеку и подкреплялся его авторитетом. «Поверить тетушке, так и погодой в Петербурге управляет ее кумир», – думал Александр.

Из уважения к Вольтеру, Дидро и другим философам французского Просвещения в доме Туровой говорили исключительно по-французски.

Стоило внимательно следить за своими словами. Никогда нельзя было точно знать, что именно эта старуха могла услышать и выведать. Ей нравилось устраивать ловушки. На самом деле – после упоминания благословенного имени Вольтера чаще всего она добавляла: «Поостерегитесь, mon cher. Потому что я и сплю с открытыми глазами». И нельзя было с уверенностью сказать, то ли это полюбившееся старухе бонмо, то ли эти слова следует понимать буквально.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению