Русское - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Резерфорд cтр.№ 142

Но на этот раз все было иначе. Теперь он чувствовал лишь неведомую доселе леденящую грусть, и, как Андрей скоро понял, вовсе не оттого, что Марьюшка значила для него больше, чем все прежние женщины, но потому, что ее дальнейшая судьба внушала ему страх. И не только из-за мужа: нечто в ней самой пророчило несчастливую участь женщине, смевшей не подчиняться заведенному порядку здесь, где в чести была покорность.

Ему определенно не хотелось расставаться с нею. Что за наваждение!

Однако уже на следующее утро он нашел повод отсрочить расставание. Бурляй, исполнявший обязанности старшего в их маленьком посольстве, объявил, что дело их в Москве почти окончено, и вскоре можно отправляться назад.

– Когда? – спросил Андрей. И, услышав в ответ, что быть им здесь оставалось не более недели, продолжил: – У меня есть одна просьба…

Бурляй не стал возражать, сказав лишь:

– Если хозяин этого села не имеет возражений, что ж, поезжай, если желаешь.

И Андрей начал собираться в путь, готовясь отправиться в село Русское, где когда-то жили его предки. А заодно проводить до дома Марьюшку.

Никиту Боброва позабавило желание Андрея посетить его село и поразила рассказанная им история.

– Друг сердечный, – расхохотался Бобров, – так ты хочешь сказать, что твой родной дед бежал когда-то из моего села?

– Я так думаю, – признался Андрей.

– Какая жалость, что это случилось так давно, по нынешним законам я бы, наверное, мог истребовать и тебя, – в шутку сказал Никита.

– Как – внука?

– Ну, такое вряд ли когда-то случалось, хотя… – Никита ухмыльнулся. – Видал ли ты наше Уложение?

Тот самый закон, на который все время сетовала Марьюшка.

– Сейчас я покажу тебе.

Уже через год после опубликования Уложение было напечатано двумя огромными по тем временам тиражами, в совокупности превышавшими две тысячи экземпляров. Один нашелся и в доме Никиты.

– Смотри же. Нам нужна глава одиннадцатая – «Суд о крестьянах».

И тут Андрей воочию увидел, что значило быть русским крестьянином.

В тридцати четырех статьях одиннадцатой главы Соборное уложения оговаривало разные стороны отношений крестьянина и помещика, владельца земли. Не только самого беглого господин имел право истребовать назад, но и его жену, если он успел жениться, и его детей, если народил детей, и жен его детей, и детей его детей тоже.

Господину запрещалось убивать крестьян – но только преднамеренно. Если таковое случилось в приступе гнева, то был небольшой проступок. Если в приступе гнева он вдруг убивал чужого крестьянина, то обязан был заместить его своим.

Андрей попросил разрешения взглянуть на другие главы. Здесь было предусмотрено все – от богохульства до подлога, от монастырских земель до незаконных кабаков.

Он заметил, насколько часто в качестве наказания объявлена порка кнутом.

– Должно быть, немало у вас тут поротых…

– Это наказание применяют только к крестьянам, – поспешил заверить друга Никита.

Сто сорок одно преступление в двадцати пяти главах предусматривало наказание кнутом. Более серьезные проступки карались смертью. Но, учитывая, что мало кто мог вынести пятьдесят ударов кнутом, это тоже можно было считать разновидностью смертной казни. Изучая один за другим эти суровые законы, Андрей хмурился и качал головой:

– Не хотелось бы, чтобы нам достались такие законы. Казакам следовало бы подписать соглашение, которое гарантирует нам больше прав.

Но теперь Никита покачал головой:

– Я знаю, что у вас заведено иначе, и, конечно, к вашему обычаю отнесутся со всем уважением, – заверил он друга. – Но ты должен понять, что, великодушно принимая вас под свою защиту, государь не станет подписывать никаких соглашений, это было бы ниже его достоинства. Вы же должны ввериться его доброте и заботе.

– Но король поляков не чурался этого.

– Король поляков всего только избранный монарх, – отвечал Никита с улыбкой, но в голосе его послышалось нетерпение.

– Казаки, – осторожно напомнил Андрей, – свободные люди.

– Наш же благочестивейший, самодержавнейший государь поставлен над нами самим Господом, чтобы вершить наши судьбы. – Голос Никиты звучал твердо. – И наследует престол святого Владимира, Владимира Мономаха, Ивана Четвертого. – Тут он мрачно улыбнулся и произнес с какой-то неприятной Андрею, почти одобрительной интонацией: – Вот царь Иван действительно был суров, умел добиться повиновения. Одного из моих предков поджарил на сковороде…

Несколько мгновений друзья напряженно молчали, затем Никита рассмеялся:

– Ну да ладно, дорогой мой казак, оставим это. Я с радостью приглашаю тебя навестить мое скромное имение и уже распорядился, чтобы тебя провели в мой дом и обходились как с дорогим гостем. Лишь жалею, что не имею возможности сопроводить тебя лично. – Никита помедлил и после паузы продолжал, лукаво взглянув на Андрея: – Да, между прочим: я вполне доверяю тебе и знаю, что никого из моих людей ты не станешь сбивать с пути и соблазнять… вашей казачьей вольницей.

Итак, Бобров все знал. Андрей, сконфузившись, опустил глаза. Впрочем, расстались они как ни в чем не бывало.

«Никогда с ними не разберешь, кто что знает, а кто что нет», – думал казак, покидая дом друга.

Русское.

Андрей уверял себя, что получил от этой поездки все, чего желал.

Весна уже пришла в маленький городок с монастырем. Деревья внезапно расступились, и за ними открылась вереница широких полей, чернеющих влажной почвой, на волнистой поверхности которой, как и на окрестных землях, кое-где еще сохранялись клочки сероватого снега. Речка освободилась ото льда не полностью: в центре ничто уже не сдерживало ее течения, по берегам же еще стоял лед – и женщины, стирающие белье под стенами монастыря, по-прежнему использовали для этого зимние проруби.

На деревьях, впрочем, не дожидаясь, когда на земле под ними окончательно растает смерзшийся в ледяную корку последний снег, под ярким, словно фарфоровым, голубым небом уже распускались первые зеленые листочки. Загоны для скота, еще не просохшие после зимы, были полны жидкой грязью.

Это было странное путешествие. Марьюшка с мужем ехали на телеге, Андрей верхом. Несмотря на окружающую распутицу, дорога оказалась сносной, и продвигались они довольно быстро, иногда останавливаясь для отдыха во встречавшихся на пути деревнях. Иван, хоть и имел вид довольно угрюмый, пытался быть любезным с казаком, однако Андрей не желал вступать с ним в беседы. Не заговаривал он и с Марьюшкой, а потому не удивился, услыхав, как однажды Иван проворчал, обращаясь к жене:

– Фу-ты, какой важный!

Иногда Андрей далеко обгонял телегу, иногда, наоборот, ехал шагом позади, глядя на их затылки. Марьюшка сидела прямо, и голова ее была неподвижна; голова ее мужа постоянно кивала в такт движению, словно он с чем-то соглашался или клевал носом, проваливаясь в дрему. Но чаще всего Андрей шел рядом пешком, ведя коня в поводу и украдкой разглядывая Марьюшку, на лице которой застыло скучное выражение и которая всю дорогу упорно смотрела прямо перед собой. Как она была бледна.