Русское - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Резерфорд cтр.№ 104

И тут, в августе 1560 года, умерла Анастасия, возлюбленная супруга царя, свет очей его.

Когда Елена узнала об этом, сердце у нее на миг оборвалось: со свойственной женщинам чуткостью она ощутила, как неумолимо сгущается вокруг тьма.

1566

Октябрь. Холодный, сырой, ветреный день в маленьком городке Русском; прозрачные облака так низки, что порой едва ли не касаются шатровой крыши дозорной башни.

Приближается одинокий всадник, медленно подъезжающий к воротам. Конь под ним вороной, к седлу привязаны песья голова, ибо сам он подобен сторожевому псу, и метла, ибо он готов вымести из государства врагов своего господина. Всадник тоже облачен в черное. Он без боязни бросает взгляд то туда, то сюда, ибо властвует над всей этой местностью. Монах в монастырских воротах, завидев его, быстро скрывается, вжав голову в плечи. Даже настоятелю не по себе в его присутствии. В самом городке и в близлежащем Грязном одно его имя внушает ужас.

Прошло более года с тех пор, как он принес клятву. Обеты эти своей суровостью напоминали библейские, ибо он поклялся любить своего повелителя более, нежели мать или отца, сына или дочь. Он также принес клятву тотчас же донести на всякого, кого заподозрит в измене своему повелителю.

Всадник в черном могуществен и устрашающ. Да, он несчастен, и об этом знает его жена. Однако самому ему никогда не приходило в голову, что он несчастен.

А теперь он как раз и приехал навестить свою жену, ибо это его дом. А зовут его Борис Бобров.

Наконец-то Иван обрушился на всех врагов своих. Он нанес им сокрушительный удар, который совершенно застал их врасплох.

В декабре 1564 года, ни словом никому не обмолвившись заранее, зачем это делает, царь выехал из Москвы с огромным обозом и к Николину дню прибыл в укрепленную загородную резиденцию, известную под названием Александровская слобода и расположенную примерно в шестидесяти верстах к северо-востоку от столицы. Никто не понимал, что означает этот поспешный отъезд. А потом, в январе, по Москве прошел слух, что царь отрекся от престола.

Или это была просто какая-то хитроумная уловка?

«По-моему, – сказал Елене отец, – царь повредился умом с тех пор, как умерла Анастасия. Он решил, что ее отравили бояре, и хочет с ними поквитаться. Все равно, – мрачно добавил он, – его замысел не лишен коварства».

Так все и было. Бояре, опасаясь гнева народа, вынуждены были просить Ивана вернуться. А возвратившись, он сам поставил им условия.

Условия эти поражали воображение. Ни один правитель, может быть, за всю мировую историю не совершал ничего подобного, ведь, заручившись торжественной клятвой бояр и духовенства, что он вправе властвовать, как ему заблагорассудится, и карать кого пожелает, он поделил свое царство пополам. Большую часть он передал под власть тех бояр, которым доверял, чтобы те правили ею от его имени. А меньшую часть превратил в гигантское личное имение и провозгласил, что будет править ею сам и населит своими избранными слугами.

Эту личную вотчину он с мрачной иронией назвал опричниной, то есть вдовьей долей, землей, которая доставалась вдове после смерти мужа. Его служители получили наименование опричников. Они составили сплоченный орден вроде старинных Ливонского и Тевтонского орденов, основанных немецкими рыцарями; их отличительным знаком стали черные одежды.

Получилось государство в государстве. И государство это было полицейское. Опричников можно было судить только их собственным судом, – в сущности, они стояли над законом. В опричнину входила часть Москвы, а также Суздаль и земли к северу от Оки и к юго-западу от Москвы. Однако большая часть опричнины располагалась на севере, на огромных, поросших лесом территориях, простиравшихся над образуемой Волгой «петлей» вплоть до того далекого северного порта, где высадились английские мореплаватели. Земля заточенных в ледяном плену монастырей, мехов, огромных солончаков и богатых северных торговцев, она находилась вдали от старинных княжеских владений. Могущественные Строгановы, семейство бывших крестьян, превратившееся в династию крупных торговцев, никогда не упускавших своего шанса, немедленно ходатайствовали перед царем о включении в его личную область.

А там имели право жить только те, кто присягнул на верность Ивану. В каждом имении вершили суд царские дознаватели. Если хозяин земель был сочтен верным слугой царя, то ему дозволяли остаться; но если состоял в родстве с каким-нибудь вельможей или с одним из многочисленных княжеских семейств, его почти наверняка изгоняли из его владений и, если посчастливится, давали вместо них имение победнее, за пределами опричнины. Таким образом, опричникам можно было даровать освободившиеся вотчины в награду за службу – конечно, на правах поместья.

Городок Русское входил в опричнину. Когда царские дознаватели прибыли допрашивать молодого хозяина Русского, тот очень обрадовался.

– Я служил и служу царю, – сказал он им, – во всех войнах. Умоляю, примите меня в опричнину. Могу ли я желать большего? – А увидев, что они внесли его просьбу в свои записи, добавил: – Может быть, царь и сам меня вспомнит. Скажите ему, что он говорил со мной однажды утром, на рассвете, когда мы возвращались из Казани.

На это дознаватель мрачно улыбнулся:

– Если это так, Борис Давыдов, царь о тебе вспомнит. Царь ничего не забывает.

Затем они тщательно исследовали его родословную и его деяния. Среди его предков не было никого, кто запятнал бы себя хоть чем-то. Пусть семейство его и принадлежало к числу древних, оно не могло похвастаться связями с вельможами, а значит, не попадало под подозрение. Но была одна загвоздка.

– А как же семья твоей жены? – стали допытываться они. – У твоего тестя есть друзья в тех кругах, верность которых внушает сомнения. Что ты можешь рассказать нам о нем?

И тут Борис осознал, что судьба дает ему шанс.

– Что вы хотите знать? – тихо спросил он.

Спустя неделю Бориса призвали в Москву и после краткой беседы сообщили, что он может оставить себе имение, если будет служить царю в войске, и что он принят в опричнину.

– Царь вспомнил тебя, – сказали ему.

Вскоре после этого Елена услышала, что отец ее очень встревожен, хотя и не знала, чем именно.

Вечерело, и ветер стих, когда Борису подали ужин.

Как только он уселся, старый слуга поставил перед ним блюдо с ржаным хлебом и маленький сосудец с вином. Глядя прямо перед собой, Борис твердой рукой налил себе одну за другой три чарки и, закинув голову, осушил залпом. Елена промолчала. Ей эта привычка представлялась довольно грубой; без сомнения, он перенял ее у других опричников.

Ел он в почти полном молчании. Елена сидела напротив, отделенная от него тяжелым деревянным столом, нехотя ковыряя овощи. Казалось, ни он, ни она не решаются начать разговор, и в этом не было ничего удивительного, если вспомнить, что им надо было говорить о деле, судя по доходившим из Москвы слухам – слишком ужасном, чтобы вымолвить о нем хоть слово.