Основания новой науки об общей природе наций - читать онлайн книгу. Автор: Джамбаттиста Вико cтр.№ 70

По одним и тем же причинам Платон сделал с Греческими Мифами то же, что Манет сделал с Египетскими Иероглифами, заметив в них, с одной стороны, несоответствие Богов таким нравам и, с другой стороны, соответствие их своим идеям. В миф о Юпитере он вкладывает идею своего Эфира, все обтекающего и все пронизывающего, соответственно изречению:

как мы сказали выше. Однако Юпитер Поэтов-Теологов был не выше гор и той области воздуха, где зарождаются молнии. В Миф о Юноне Платон вкладывает идею воздуха, пригодного для дыхания; но Юнона от Юпитера не родит, а эфир с воздухом порождают все. В такой-то мере из этого изречения Поэты-Теологи поняли как ту Физическую истину, которая учит, что Вселенная заполнена эфиром, так и другую, Метафизическую истину, которая доказывает вездесущее, называемое Естественными Теологами Богом! Над Поэтическим Героизмом Платон возвысил свой Философский Героизм: Герой превосходит человека, а не только животное; животное – раб страстей; человек, находящийся посредине между героем и животным, сражается со страстями; Герой – тот, кто с наслаждением повелевает страстями; таким образом, Героическое естество находится посредине между Божественной и Человеческой природой. Платон нашел соответствие между благородным Амуром Поэтов, называвшимся ´Ερως (по тому же самому происхождению, по которому назывался и ´Ηρως, герой) и изображавшимся с крыльями и повязкой, и плебейским Амуром, без повязки и крыльев, – для обозначения двух видов Аюбви, божественной и скотской; первая пренебрегает всем чувственным, вторая направлена на чувственность; первая при помощи крыльев возвышается до созерцания интеллигибельных вещей, вторая без крыльев разрушается в чувственности. А из Ганимеда, похищенного Орлом на небо Юпитера, что для суровых поэтов значило «Созерцатель ауспиций Юпитера», впоследствии испорченные времена сделали предмет гнусного наслаждения Юпитера; Платону же чрезвычайно удобно было сделать Ганимеда созерцателем Метафизических вещей: благодаря Созерцанию Высшего Существа при помощи метода, который Платон называет объединяющим, Ганимед соединился с Юпитером.

Таким образом, Благочестие и Религия создали первых людей, – естественно благоразумных, так как они советовались с ауспициями Юпитера, – справедливых первой справедливостью и по отношению к Юпитеру, давшему, как мы видели, самое имя «Справедливость», и по отношению к людям, поскольку ни один не вмешивался в дела другого (как о Гигантах, рассеянных по пещерам Сицилии, Полифем ^{308} рассказывает Улиссу); собственно, такая справедливость на деле была лесной отчужденностью; кроме того – воздержными, довольствующимися одной единственной женщиной в течение всей своей жизни. Как мы увидим ниже, Благочестие и Религия сделали их также сильными, изобретательными и великодушными. Таковы были доблести Золотого века, но они не были такими, какими их изображали впоследствии изнеженные Поэты, когда позволено то, что нравится, ведь во времена Поэтов-Теологов ошеломленным людям были чужды всякие вызывающие тошноту размышления (как и теперь мы это наблюдаем на нравах крестьян), и им нравилось только то, что было позволено, нравилось только то, что было полезно; такое героическое происхождение сохранили Латиняне в следующем выражении: они говорили juvat ^{309} вместо «прекрасно». Доблести эти были также и не такими, какими их изображали Философы, – будто люди читали в груди Юпитера вечные законы Справедливости, так как первоначально они читали по виду Неба законы, диктуемые им молниями. Итак, доблести этого первого Века были такими, какими выше, в «Примечаниях к Хронологической Таблице», как мы слышали, восхваляли их Скифы: они втыкали нож в землю и поклонялись ему как Богу, а потом этим оправдывали убийства ^{310}; иными словами, доблести были чувственными, смешанными из религии и бесчеловечности; а что такие обычаи совместимы, можно неизменно наблюдать на ведьмах, как это было указано в Аксиомах ^{311}.

От такой первой Морали ^[149] суеверного и дикого Язычества идет обычай приносить человеческие жертвы Богам.

Так было у наиболее древних Финикиян: когда им угрожало какое-нибудь великое бедствие, например война, голод или чума, тогда цари приносили в жертву своих собственных детей, чтобы умилостивить небесный гнев, как рассказывает Филон. Детей приносили в жертву обычно Сатурну (по сообщению Квинта Курция). Этот же обычай, как повествует Юстин, впоследствии сохранился и у Карфагенян, племени, несомненно происходящего из Финикии, как мы это увидим ниже; у них он удержался до их последних времен, как это подтверждает Энний следующим стихом:

После поражения, нанесенного им Агафоклом, они принесли двести благородных детей в жертву своим Богам, чтобы их умилостивить. На Финикиян и Карфагенян в таком безбожно-благочестивом обычае похожи и Греки – вспомним обет и жертвоприношение Агамемноном его дочери Ифигении. Это не должно вызвать удивления у того, кто поразмыслит о циклопической отцовской власти первых отцов Язычества: она существовала у самых ученых наций, какими были Греки, и у самых мудрых, как Римляне; и у тех и у других, вплоть до времен самого расцвета их Культуры, отцы имели право убивать своих новорожденных детей. Такое размышление, конечно, должно уменьшить тот ужас, который вызывают в нас, при нашей современной мягкости, Брут, обезглавивший двух своих сыновей за участие в заговоре для восстановления в Риме тирана Тарквиния, и Манлий, прозванный Imperiosus, отрубивший голову своему благородному сыну, сражавшемуся и победившему вопреки его приказанию. Такие человеческие жертвоприношения практиковались Галлами, как это утверждает Цезарь. Тацит в «Анналах» рассказывает об Англичанах, что они посредством божественной Науки Друидов, которых Тщеславие

Ученых стремится сделать богатыми Тайной Мудростью, по нутру человеческих жертв предсказывали будущее ^{313}. Такую дикую бесчеловечную религию Август запретил Римлянам, живущим во Франции, а Клавдий – самим Галлам, по рассказу Светония в Жизнеописании этого Цезаря. Поэтому Ученые-Ориенталисты стремятся доказать, что Финикияне распространили на весь остальной мир жертвоприношения Молоху (Морней, Друзиус и Зельден отождествляют его с Сатурном) в виде сожжения живого человека. Такой-то культуре Финикияне, перенесшие к Грекам буквы, учили первые нации самого варварского Язычества! Говорят, что от одного из подобных, наиболее бесчеловечных обычаев Геркулес очистил Лациум (обычая бросать живыми в Тибр предназначенных для жертвоприношения людей) и ввел обычай кидать туда людей, сделанных из камыша. Однако Тацит рассказывает, что человеческие жертвоприношения торжественно совершались у Древних Германцев; последние, несомненно, за все времена, о каких только сохранились воспоминания, были замкнуты ото всех Чужестранных Наций, так что Римляне, располагавшие силами всего мира, не могли в них проникнуть. Испанцы обнаружили человеческие жертвоприношения в Америке, еще двести лет тому назад скрытой от всего остального мира: варвары питались там человеческим мясом (по наблюдениям Лескар б о «О Новой Франции»); это были, вероятно, люди, посвященные в жертвы и убитые (о таких жертвоприношениях рассказывает Овиедо, «De Historia Indica»). Таким образом, в то время как Древние Германцы видели на земле Богов, а наравне с ними Американцы (и о первых и о вторых мы говорили выше) и Древнейшие Скифы были богаты многими золотыми доблестями, восхваляемыми, как мы только что слышали, многочисленными Писателями, – в эти же самые времена у них процветала такая бесчеловечная человечность! Все эти жертвы Плавт называл Saturni hostiae, а авторы хотят, чтобы Век Сатурна был Золотым Веком Лациума: таков был он кроткий, благословенный, скромный, терпимый и справедливый! Из всего этого можно заключить, до какой степени пусто Тщеславие Ученых, восхваляющих Невинность золотого Века, наблюдаемую у первых Языческих Наций. На самом же деле фанатизм суеверия принуждал первых людей Язычества, диких, высокомерных, зверских, к некоторым обязательствам сильным страхом перед одним из их воображаемых Божеств. Размышляя о таком суеверии, Плутарх ставит проблему: что было бы меньшим злом – так безбожно почитать Богов или вообще не верить в Богов? ^{314} Но он несправедливо противопоставляет такое дикое суеверие Атеизму, так как на суеверии возникли блистательнейшие Нации, а на Атеизме не было основано ни одной, как выше было показано в главе «об Основаниях». Пусть будет достаточно сказанного здесь о Божественной Морали первых народов потерявшегося рода человеческого; о Героической Морали мы будем говорить ниже на своем месте.