Золотой лук. Книга первая. Если герой приходит - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 9

Звук, родившийся от столкновения копыта с вершиной, оглушил Афину. Исчезла какофония лавин, умерла песня муз. Даже если от Олимпа и донесся новый гром, возвещая миру о гневе Зевса, никто его не услышал. Там, где еще недавно танцевали Музы, властвуя над каменными мышцами и рудными костями Геликона, не осталось и следа от хоровода девушек. В небо метнулась стая испуганных птиц: утка, вертишейка, зеленый дятел, чомга, зеленушка, щегол…

Забыв о договоре с Афиной, обезумев от паники, Музы спасались бегством.

Гора прекратила расти. Геликон уменьшался, возвращался к исходному состоянию. Эхо удара бродило в темных недрах, приказывало, угрожало. Не подчиниться значило изойти крошкой, рассыпаться трухой, горкой стылого пепла. В том месте, где копыто соприкоснулось с мятежным Геликоном, забил родник. Ледяная вода растекалась окрест, бурлила, отказывалась угомониться, впитывалась в землю. Ее холод остужал жар, еще недавно пылавший в самом сердце Геликона, приводил гору в чувство, погружал в сон: вечный, первобытный.

– Гиппокрена, – вслух произнесла Афина, не замечая, что дрожит всем телом. – Конский источник. Не знаю, дружок, кто будет пить из тебя. Кто угодно, только не я. Нет, я еще не сошла с ума!

Белый конь пасся на склоне горы, возле ручья. Дергал ухом, вслушивался на всякий случай. Время от времени поднимал голову к небу, негромко ржал – все тише с каждым разом. Угрожал? Успокаивался? Гора оставалась горой, не выкидывала безумные коленца. Высоко в небе, забыв об охоте, парила сероглазая дочь Зевса.

Иные битвы, сказала себе Афина. Иные горы, иные молнии.

Ты, богиня? Помнишь, с чего все началось?

⁂

…скалы летели в небо.

Их встречала свирепость молний, дробя на части. Гулкий камнепад без сил валился вниз, туда, откуда пришел. На смену павшим являлись новые воины: скалы в количестве много большем, чем раньше, раскаленные от бешеного гнева.

Зевс бился с Тифоном ^[17].

Бежали все. Бежал сребролукий Аполлон, теряя стрелы из неиссякаемого колчана. Бежала его сестра, Артемида-Охотница, неслась прочь и визжала на бегу как раненая свинья, забыв о достоинстве. Бежал хромой Гефест, подволакивая искалеченную ногу. Даже Арей, буйный Арей, чье второе имя Война, бежал без оглядки. Сыновья следовали за ним: Ужас и Страх в ужасе и страхе.

Копье дрожало в руке Афины. Ей хотелось думать, что от ярости.

Она единственная осталась с отцом. И сейчас сгорала со стыда, не имея возможности прийти Зевсу на помощь. Самый великий подвиг, который достался сегодня на долю Афины – смотреть, всего лишь смотреть. Вмешайся она в битву, схватись с Тифоном, желая дать отцу краткую передышку, и Тифон прихлопнул бы Воительницу, даже не заметив этого.

Так человек убивает комара.

В Тифоне действительно было много от человека, а может, от титана или бога. С кем сравнить несравнимое? От бедер и до макушки он походил на обычного мужчину, только выше, много выше самых высоких гор. Тело исполина поросло густым черным волосом, но случалось и такое, что вместо волос росли жесткие орлиные перья. Косматая голова достигала звезд, а руками он, казалось, мог охватить мир от востока до запада. Охватить?! Спеленать, раздавить, пожрать. Каждая ручища имела полсотни пальцев, длинных и мосластых, каждый палец оканчивался головой дракона. Когда драконьи пасти впивались в скалы, прежде чем отправить их в смертоносный полет, кривые зубы крошили гранит как черствую лепешку.

Изо рта и ноздрей гиганта вырывалось пламя, родственное пламени молний. Должно быть, в Тифоне развели костер, способный сжечь все, что ни предложи ему в пищу. Небесное оружие гасло, ударяя в мятежника; огонь растворялся в огне, усиливая, а не уничтожая.

Ноги Тифона – две могучие змеи – кольцами опутали утесы Касии, вершину, на которой воздвигся разъяренный великан. Скальные уступы превратились в сплошное шевеление бронзовой чешуи. Впору было поверить, что из бездн Тартара, преступно бросив свой пост, поднялся один из Сторуких ^[18]. Могучий, Гнев или Пашня – кем бы он ни был, царствованию Зевса подходил конец.

Зря, что ли, боги бежали?

Скал Тифону хватало вдосталь. При необходимости он разорвал бы все чрево Геи-Земли, своей матери, чтобы швырнуть его во врага. Громовержец в ответ призывал тучи, беременные молниями, выхватывал из них, покорных воле господина, огненные перуны. Так копейщик на колеснице расходует свой запас, швыряя во вражеский строй копье за копьем. Тучи сыпали искрами, иссякали, развеивались клочьями по ветру.

Ждать новых было неоткуда.

Молний всегда меньше, чем камня, подумала Афина. Позже эта мысль станет преследовать ее, родив множество удивительных последствий. Но сейчас само слово «позже» звучало небылицей, тем, чего не произойдет никогда.

Богиня была права. Произошло то, чего не случалось никогда. Лишен молний, проигрывая сражение, Зевс кинулся в рукопашную.

В руках Громовержца сверкал кривой меч – серп Крона-Временщика ^[19], которым Зевс в седой древности оскопил своего отца, гнусного пожирателя собственных сыновей. Пав на Тифона, оторопевшего от такой безрассудной смелости, Зевс издал боевой клич и полоснул врага серпом. Фонтан серебряной крови исторгся наружу, забрызгав небо. Способный рассекать бессмертную плоть, серп исправно делал назначенную ему работу. Но Тифон был слишком велик, чтобы одна-единственная рана причинила ему существенный вред, а до второй раны дело не дошло. Змеиные кольца оплели владыку богов и людей, связали, превратили в беспомощнейшее из существ.

– Что теперь? – спросил Тифон. – Что, падаль?

И расхохотался.

Драконы его левой руки вырвали серп у обессилевшего пленника. Драконы правой сжались в многопалый бесформенный кулак. Не переставая смеяться, Тифон с размаху ахнул этим кулаком Громовержца в висок. Голова Зевса дернулась, поникла, глаза закрылись. Блаженное беспамятство, которое не вожделеет побед и не знает поражений, снизошло на владыку богов и людей.

– Что теперь? – повторил гигант.

Слезы текли по лицу Афины. Впервые в жизни, в долгой и буйной жизни божественной Девы, плакали эти серые глаза. Обвиснув в мертвой хватке Тифона, бесчувственный отец был прекрасен. Он был прекрасен в битве, там, где миру являлась его истинная суть, но сейчас в Зевсе крылась другая истина: хрупкая, болезненная, не уступающая по красоте правде сражения. Смертность, поняла Афина. Смертность, исход, конечность. Ты сделал все, что мог, затем все, что должен, и теперь уступаешь силе, которая превыше тебя. В таком поражении нет позора, нет в нем и поражения.