Золотой лук. Книга первая. Если герой приходит - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 15

От метлы Афина отказалась. Она предложила Гермию иную сделку. Брат долго размышлял: ходил туда-сюда, грыз ногти. Богиня следила за ним, пытаясь уловить кислый аромат коварства. В семье Гермия прозвали Лукавым, и было за что. Малыш по праву считался хитрейшим из богов – так же, как на земле хитрейшим из смертных считался его дядя ^[26] Сизиф, правитель Эфиры.

«Хорошо, – кивнул Гермий. – Сделаем. Жди меня в Киликии. Имей в виду, я приду не один…»

И скрылся раньше, чем Афина успела спросить, кого приведет Лукавый.

– Боишься, сестренка?

– Боюсь, – хмуро бросила Афина.

– Это правильно, – согласился Гермий. – Я бы сказал, мудро. Но кто я такой, чтобы говорить с тобой о мудрости?

Даже в воздухе малыш находился в постоянном движении: кружился, подпрыгивал, пританцовывал. Богиня не знала, в чем тут дело: в крылатых сандалиях или в характере Гермия.

– Бойся, не стесняйся. Я тоже боюсь. Страх, если уметь с ним ладить, помогает избежать опрометчивых поступков. Вот я сбежал в Черную Землю и теперь жалею. А почему? Потому что сбежал, не подумав, а главное, не успев поладить с моим страхом. Ты знаешь, что у Колебателя Земли там выросла морда крокодила? Да-да, и хвост…

– Такой? – Афина указала вниз.

Залив бороздил острый гребень. Время от времени сторожевое чудовище било хвостом, поднимая вокруг себя высокие волны, и вздымало над водой ужасную голову.

Гермий присмотрелся:

– Нет, наш был привлекательней. И что, оно никуда не уплывает?

– Нет.

– На охоту?

– Нет.

– Ради случки?

– Нет.

– А что отец?

– Стонет. Слышишь?

– Это он? Я думал, ветер.

– Это он.

– Сухожилия не отросли?

– Нет. Пока они спрятаны в верхней пещере, они живут. Они как бы есть, значит, они есть у Зевса, просто неподалеку. Не отрастут, не надейся.

– Что, уже и спросить нельзя?

– Ты прилетел сюда спрашивать?

– Не справимся, – сменил Гермий тему. Он не отрывал взгляда от жуткого стража. Змеи, обвивавшие его жезл, шипели и прятались друг за дружку. – Или справимся, но придется повозиться. А тут Тифон: «Радуйтесь, друзья мои! Папу навестить решили? Я ценю родственные чувства, пещер на всех хватит…»

Афина прокляла мгновение слабости, когда обратилась к Лукавому за помощью.

– Уходим? – со злостью выдохнула она. – Улетаем?

– Приходим. Насчет прилетаем – это вряд ли, мой маленький не из летунов. А на своих двоих – это он запросто. Цок-цок, копытца, стадию за стадией…

– Твой маленький? Копытца?!

– Смотри сюда. Видишь?

К пещере подошел козел. Нет, не козел – сатир. Он был крупнее сатиров, знакомых Афине, даже крупнее флейтиста Марсия ^[27], проклятого разгневанной богиней, а уж Марсий отличался завидными размерами.

– Мой сын Пан, – представил сатира Гермий. – Сошлись мы как-то с одной бойкой нимфочкой… Когда все закончится, я представлю его Семье. Не беспокойся, Олимп ему без надобности, дворец не потребует. Маленькому засранцу и в лесах хорошо, там он сам себе царь. Правда, мы с ним похожи? Вылитый я, одно лицо. Рога, опять же. Хотел бы я знать, в кого у него все остальное, кроме лица…

Окрестности Корикийской пещеры – скверное место для шуток. Боль за отца, изувеченного Тифоном, мало способствует смеху. Тем не менее, Афине стоило большого труда не расхохотаться. Присмотревшись, она увидела, что сатир – мальчик, совсем дитя, недавно из колыбели. Она и раньше видела детей с рогами и копытами. Но ребенок с бородой ей встретился впервые. Все остальные атрибуты взрослости, включая могучий, вовсе не детский фаллос, болтавшийся у милого крошки между косматыми ногами, Афину не смутили. Внешность обманчива, кому как не богине знать об этом? Она видывала исполинов, чья голова путалась в облаках на второй день после рождения. Если молокосос Гермий в свое время сумел сбежать из колыбели и украсть стадо коров, принадлежащее скорому на обиду и расправу Аполлону, то потомство Лукавого было достойно отцовой славы.

– А сейчас, моя героическая сестренка, заткни уши и приготовься.

Подавая пример, Лукавый вложил себе в уши затычки из воска. Вторую пару он протянул сестре.

– Не хочешь? – спросил он, показывая, что ответа Афины все равно не услышит. – Ну, как хочешь. Только потом не жалуйся. Сорвешь нам всю затею…

Пан встал на краю обрыва. Морское чудовище сатиром не интересовалось – не испытывало голода. А может, подозревало, что шустрая козлятина сбежит раньше, чем акулья пасть взлетит вверх на длинной шее. Какое-то время сын Гермия жевал вывороченными губами, размышляя о чем-то. Казалось, он в свою очередь тоже не прочь сожрать Тифонова стража, да не знает, с какой части начать. Изумлена таким странным ходом собственных мыслей, Афина мотнула головой, стряхивая наваждение – и пропустила тот момент, когда в Пановых руках объявилась раковина.

Белей молока, с густыми тенями, которые лежали между завитками, как звери в засаде, она сама по себе была чудом. Было решительно невозможно понять, в какую сторону завивается эта прекрасная раковина. Направление все время менялось, даже если случайный зритель не отводил взгляда от хрупкой лгуньи.

Пан поднес раковину ко рту. Щеки сатира раздулись.

Звука не было. Вернее, Афина не рискнула бы назвать это звуком. Страх вырвался из раковины, ядовитый страх, с которым нельзя поладить. Он превратился в ужас, ужас – в панику. Богиня зажала уши ладонями, жалея, что отказалась от затычек. Хотелось бежать, лететь, мчаться стрелой – куда угодно, не размышляя, лишь бы подальше отсюда. Остаться на месте стоило титанических усилий. Лишь любовь к отцу да боязнь стать предметом насмешек Лукавого удержали Афину. Две силы, каким нет равных – любовь и гордость – и вот Афина стоит в небесах, прямая как копье, стоит и чувствует, как дрожат ее несокрушимые колени.

У Тифонова стража не нашлось ни гордости, ни любви.

Залив вскипел, словно на дне развели костер. Со стремительностью, какой никто не ожидал, морское чудовище ринулось на юго-восток, обдирая бока о скалы, сужавшиеся в месте выхода из залива в море. Дальше, дальше, рассекая гребнем волны, судорожно работая хвостом, выскакивая из воды в тщетной надежде взлететь, опереться на предательский воздух – и снова плюхаясь обратно, вздымая фонтаны сверкающих брызг, уходя на глубину всей массивной тушей…