– Что-нибудь необычное?
– Молодая женщина. Задушена. Оставлена у всех на виду посреди бела дня. По телу разложены цветы. Довольно-таки необычно, как мне показалось. Чего ты еще хочешь?
– Посреди бела дня?
– А как иначе. Подумай об отливе. Да и она не пролежала здесь долго. Днем это место кишело людьми. При такой-то погоде. Конечно, сегодня будний день, не каникулы, но все же в солнечные дни люди выходят на побережье. Думаю, ее тело оказалось здесь незадолго до того, как его нашли.
«Не так уж и на виду», – подумала Вера. Заметить ее можно было только с самого края впадины. А вот притащить сюда – совсем другое дело. Кто-то должен был это видеть. И убийца наверняка хотел, чтобы ее нашли прежде, чем прилив смоет всю его изысканную постановку. Как бы он себя чувствовал, если бы Джеймс Калверт не заскучал и не пошел на разведку?
– Мы знаем, как долго она была мертва, прежде чем ее здесь оставили?
– Извини, придется подождать заключения. Джон мало что успел сделать в таких условиях. К тому времени, как он приехал, нам нужно было ее убирать.
– Заключение сделают сегодня вечером?
– Надеюсь, нет. По крайней мере, пока я не перехвачу какой-нибудь еды. Когда меня вызвали, я как раз собирался поесть виндалу. Я чертовски голоден.
Аппетит Билли был предметом постоянных шуток. Он был тощий как жердь, но прожорливый. Она подумала о том, как несправедлива генетика.
– Возможно, мы оставим это до завтра, – продолжил он. – Я жду новостей из Уонсбека.
Вдруг у него зазвонил телефон. Он отошел, чтобы ответить. Ходили слухи, что у него роман с новой молодой лаборанткой из патологоанатомического отделения больницы Уонсбек-Дженерал. Вера, обожавшая слухи и видевшая в них рабочий инструмент, отметила разговор, который велся полушепотом, чтобы передать потом Джо Эшворту. Сержант будет делать вид, что не хочет слышать, но она знала, что ему это будет интересно. Хотелось бы знать, как там дела у Джо. Они выяснили, что родители Лили Марш живут в деревне за Хексемом, и Джо вызвался сообщить им о смерти дочери. Сказал, что не хочет, чтобы это делал непонятно кто. Он сам был отцом. Конечно, он и понятия не имел, каково это – потерять ребенка, но считал, что сможет сообщить это известие лучше, чем другие члены команды.
Уэйнрайт закончил говорить и вернулся к ней. Даже в темноте она почувствовала его напускную небрежность, и ей захотелось сказать ему, чтобы он перестал быть марионеткой. Он был женат, довольно счастлив в браке, как она считала. А молодая лаборантка одинока, она просто играла с ним. Потом она сказала себе, что это не ее дело и что сама она едва ли хороший советчик в вопросах отношений.
– Джон хочет закончить пораньше, – сказал он. – Утром будет занят. Скажем, через час.
– Отлично. Я буду там.
Она стояла, прислонившись к капоту своей машины, и слушала, как волны разбиваются о берег под наблюдательной вышкой, пока он не уехал.
Ее мысли вернулись к компании, сидевшей перед странным белым домом, который так чудно смотрелся в сельской местности Нортумберленда. Она отправилась к ним, потому что ей нечем было заняться, пока на месте преступления работали криминалисты. Эта компания обнаружила тело, вечер они проведут вместе, а потом разъедутся. Все это установил констебль, который первым прибыл на место преступления. Она подумала, что лучше поговорить с ними, пока они все здесь, и проверить, не видели ли они что-нибудь необычное. Она надеялась услышать что-нибудь о машине, похожей на ту, что видела Джули на своей улице в ночь убийства Люка. Но ее заинтересовали они сами. И не только в связи с мертвой девушкой. И не потому, что мужчины напомнили ей о ее отце, который тоже любил сидеть на кухне с кучкой дружков после тайной охоты на гнезда хищных птиц на холмах. Что-то в том разговоре вызвало у нее ощущение, что к ним нужно присмотреться поближе. Какое-то самодовольство, которое ее злило и словно бросало вызов. Она пыталась понять, кто из них особенно ее взбесил, но не могла вычислить источник своего раздражения. В итоге она села в машину и последовала за Уэйнрайтом к шоссе.
Джон Китинг, патологоанатом, был уроженец Ольстера. За пятьдесят, резковатый, не любитель шутить. Он пугал некоторых ее молодых офицеров. Единственный раз, когда она видела, чтобы он проявил эмоции во время вскрытия, было при расследовании смерти трехлетнего ребенка. И когда он говорил о матче по регби с сержантом из Уэльса. В молодости он и сам играл, о чем и сейчас напоминал расплющенный нос. Прежде чем переодеться для вскрытия, он приготовил ей кофе в своем кабинете.
– Какие первые впечатления?
– Ее задушили, – сказал он. – Но это ты и сама поняла.
– Сходства с Армстронгом?
– У меня не было времени изучить все как следует на месте. Представь самый страшный кошмар криминалиста – это был он. Пара часов, и тело унесло бы в море.
– И мы бы не увидели цветы, возможно, вообще не связали бы это дело с убийством в Ситоне, – она вернулась к вопросу, который не давал ей покоя на маяке. – Этого хотел убийца? Это его личный ритуал? Или он сделал ставку на то, что тело найдут до прилива?
– Меня не спрашивай! Я работаю с мертвыми телами, а не с мыслями живых.
Она наблюдала за вскрытием из соседней комнаты через стекло – не из брезгливости, а потому что осознавала свои размеры и не хотела мешаться. Вокруг стола из нержавеющей стали и так собралось много людей – лаборанты, фотограф, Билли Уэйнрайт.
Они развернули полиэтиленовую пленку и под беспрерывные вспышки фотоаппарата начали раздевать Лили Марш. Сняли синюю хлопковую юбку и белую рубашку с вышивкой. Вера увидела, что на ней был комплект белого белья. Но едва ли она была девственницей. Лифчик для глубокого декольте, кружевной, откровенный. На трусиках по бокам были маленькие бантики из красного шелка, красная шелковая ластовица. Пока Билли Уэйнрайт убирал в пакет каждый предмет одежды, Китинг комментировал процесс, периодически поглядывая на нее, чтобы убедиться, что она понимает значимость его слов.
– Одежда почти не повреждена. Явных признаков сексуального насилия нет.
«Если только он не одел ее потом», – подумала Вера. Прежде чем принимать решение, нужно дождаться результатов мазков из влагалища. Но у Люка признаков сексуального насилия не было, а она уже была уверена, что эти случаи связаны.
Китинг продолжал:
– Синяков нет. Разрывов тканей нет. Сфотографируйте глаза и веки, пожалуйста. Обратите внимание на петехии.
Вера уже заметила их еще на месте преступления, – мелкие точечные кровоизлияния, вызванные закупоркой вен на шее. Классический признак удушения.
– Удушение не голыми руками, – говорил Китинг. – Следов пальцев нет. Посмотрите на линию вокруг шеи. Кожа не порвана, значит, это не провод – либо провод в пластиковой изоляции. Возможно, тонкая веревка.
И это тоже совпадало с делом Армстронга.