Мифы и правда Кронштадтского мятежа. Матросская контрреволюция 1918–1921 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Шигин cтр.№ 64

После потери Гельсингфорса, Ревеля, утраты флота в Севастополе единственным форпостом «классической» матросской революционности в годы Гражданской войны оставался Кронштадт. Несмотря на все усилия советского руководства перевоспитать «Кронштадтскую республику», у него ничего не получалось. Кронштадт по-прежнему оставался гарантом чистоты матросского радикализма, хранителем леворадикальных матросских традиций 1917 года.

Нельзя сказать, что власть ничего не делала, чтобы изменить эту ситуацию. Постоянное формирование матросских отрядов и отправка их на фронты Республики, помимо чисто военной необходимости, одновременно являлось и зачисткой Кронштадта от наиболее беспокойного элемента, с его последующей утилизацией, как бы цинично это ни звучало!

Но вот парадокс! Уход на фронты большого количества старых матросов (а уходили сражаться, как правило, самые радикальные и активные), вопреки надеждам большевиков, так и не сделал оставшихся более послушными и терпимыми к власти. Дело в том, что каждое новое мобилизационное пополнение, прибывая в Кронштадт, быстро проходило там «революционные университеты». И уже через несколько месяцев вчерашние крестьянские парни по своим революционным убеждениям ничем не отличались от старших товарищей. Кронштадт по своей сути превратился в огромный плавильный котел, переплавляющий умы вчерашних крестьян и рабочих, которые вместе с тельняшкой обретали и новую для себя особую матросскую мораль. Разумеется, с каждым новым призывом в силу объективных обстоятельств уровень технической и военно-морской подготовки молодых матросов падал. Но свои пробелы в знании морского дела недоученная матросская молодежь с лихвой компенсировала почти фанатичной верой в свою особую матросскую исключительность и революционную избранность. Поэтому, видя стремительное перерождение большевистских чиновников (Раскольников, Рейснер и многие иные), полное пренебрежение большевистского руководства нуждами рабочих и крестьян (закрытие заводов и продолжение продразверстки), «альбатросы революции» вполне логично воспринимали это как откровенное предательство идеалов революции. Более того, кронштадтские матросы очень остро ощущали свою личную ответственность за судьбу революции, ведь именно они обеспечили ее победу, именно они ценой огромных жертв защищали ее на фронтах Гражданской войны! Поэтому возмущение матросов происходящим и их желание положить конец большевистской вседозволенности было вполне справедливым и ожидаемым.

Следует отметить, что в 1918–1920 годах большинство молодых матросов, после недолгого пребывания в учебных отрядах сразу же уходили воевать на бесчисленные фронты Гражданской войны, так как толку от них на кораблях в силу слабой профессиональной подготовки было немного. Поэтому в 1921 году основную часть команд на боеспособных кораблях по-прежнему составляли старослужащие матросы 1912–1914 годов призыва. Учитывая, что в царское время призывали на флот, как правило, в возрасте 22 лет (П. Е. Дыбенко, например, был призван в 24 года), к 1921 году призывникам 1912 года было уже более 30, то есть это были уже вполне взрослые мужчины, а не восторженные юнцы. При этом, отслужив 9—10 лет, все они знали не только свое дело, но и цену себе. При этом все они непосредственно участвовали в Первой мировой войне, Февральской революции, противостоянии с Временным правительством, подавлении Корниловского мятежа, в Октябрьской революции, установлении советской власти в регионах России, в боях с внешней и внутренней контрреволюцией, неоднократно участвовали в одних мятежах и в подавлении других, прошли школу атаманов Махно и Григорьева, а также бесчисленные анархические группировки. Все они прекрасно помнили, что именно благодаря им в октябре 1917 года большевики смогли прийти к власти. Поэтому они относились к большевикам как к равным, а порой и смотрели на них свысока. И в этом у матросов была своя правда: они от большевиков никаких выгод не получили, зато те от союза с матросами получили все!

По этой причине, несмотря на внешнюю подчиненность Кронштадта Москве, никто из представителей большевистской власти до февраля 1921 года не мог чувствовать себя спокойно. Представителям центра и комиссарам приходилось непрерывно лавировать, чтобы не спровоцировать своенравных кронштадтцев на выступление против власти, что в условиях Гражданской войны было бы смерти подобно. Если провести аналогию с кипящим котлом, то большевикам периодически удавалось снижать давление пара путем отправки самых нетерпеливых матросских пассионариев по фронтам, но полностью погасить «кронштадтский огонь» они так и не смогли. Объективно говоря, это было в тех условиях вообще невозможно. Более того, руководство большевиков прекрасно понимало, что с окончанием боевых действий в Кронштадт начнет массово возвращаться с фронтов старая гвардия, имеющая и боевой опыт, и непререкаемый авторитет. Какую позицию займут «годки от революции» по отношению к советской власти и к чему они призовут «Кронштадтскую республику», не знал никто. По этой причине руководство большевиков серьезно волновал вопрос: что делать с Кронштадтом дальше, когда закончится Гражданская война? Бесконечно терпеть капризы матросов было нельзя, но и первыми начинать с ними войну тоже было опасно.

В возникшей зимой – весной 1921 года политической ситуации в Кронштадте с особой силой проявилась и свойственная революционным матросам радикальная левизна. Совершенно не случайно кронштадтцы назовут свое выступление не мятежом (как это выступление заклеймят большевики), не восстанием (как будут именовать их выступление более умеренные историки), а «третьей революцией». Они действительно были уверены, что, начав первую (Февральскую) и обеспечив победу второй (Октябрьской), начинают третью (Мартовскую) революцию, которая, свергнув большевистскую диктатуру, создаст условия для реально демократичного социалистического общества.

Российские анархисты (и соответственно многочисленные анархисты-матросы) отличались от всех прочих радикальных группировок своим непримиримым отрицанием любой формы государства. Они хранили верность словам Бакунина, что любое правительство, кто бы его ни контролировал, является инструментом насилия. Этот приговор относился и к «диктатуре пролетариата», хотя это был основной принцип их союзников-большевиков. «Где начинается власть, – восклицала анархистская газета «Голос труда», – там кончается революция!»

Следует отметить, что анархисты пропагандировали лозунг неизбежности «третьей революции» в матросских кругах чуть ли не сразу после Октября, он был на повестке дня у матросского отряда Д. И. Попова в период левоэсеровского мятежа 6–7 июля 1918 года, его полностью восприняли от махновцев призывники из Украины и матросы, переведенные с Черноморского флота, а также прошедшие Гражданскую войну старослужащие матросы. Как первый шаг к третьей социальной революции и «первую совершенно независимую попытку народных масс освободиться от ярма и осуществить Социальную Революцию» рассматривал Кронштадтское восстание известный теоретик русского анархизма В. М. Волин.

В анархистских кругах Петрограда и Кронштадта давно и открыто говорили о «третьем и последнем этапе революции», о конечной схватке между «социал-демократической властью и творческим духом масс… между последователями марксизма и анархизма… между либертарианской и авторитарной системами». Кронштадтские матросы не скрывали, что, «если новый Совнарком осмелится предать революцию, пушки, которые взяли Зимний дворец, столь же легко возьмут и Смольный (штаб-квартиру большевистского руководства в Питере)».