В заключение расскажу еще одну довольно любопытную историю об этих удивительных испытаниях. Учитель и ученик брели как-то по улице и повстречали свадебную процессию – невесту сопровождали в дом жениха.
– Я желаю эту женщину, – заявил Тилопа Наропе, – иди и приведи ее ко мне!
Не успел он договорить, как Наропа присоединился к свадебному кортежу. Видя, что он брамин, люди в процессии позволили ему приблизиться к невесте, – видно, хочет благословить. Но что это: берет он ее на руки и собирается унести прочь… Тогда схватили они что попало под руки – палки от паланкина, факелы, освещавшие путь, другие подручные орудия – с намерением поколотить бедного Наропу. Избили его так, что потерял он сознание и остался лежать на месте полумертвым. Тилопа не стал ждать конца спектакля и тихо пошел себе своей дорогой.
Наропа, когда пришел в себя, с трудом дотащился до своего непредсказуемого гуру, а тот вместо приветствия снова задал ему тот же вопрос:
– Тебе не жаль, что…
И, как всегда, запротестовал Наропа: и тысячи смертей кажутся ему недостаточной ценой за то, чтобы быть его учеником.
Если верить легенде, Тилопа, вероятно, использовал в данном случае методы китайских учителей секты Цан. Нет никаких сомнений, что, хотя Наропу совсем ничему не обучали, он уловил немало принципов «Краткого Пути» за время своего испытательного срока. А вот о полном его просветлении рассказывают следующее.
Сидел Наропа у костра вместе с учителем. Совершенно неожиданно тот снял туфлю и сильно ударил ею ученика в лицо. У Наропы искры из глаз посыпались – и в тот же миг огнем мелькнуло в голове внутреннее значение «Краткого Пути».
Впоследствии сам Наропа имел немало учеников и, гласит легенда, был самым добрым учителем на свете: щадил он подопечных, не назначал им болезненных, жестоких испытаний, каким сам подвергался. В преклонном уже возрасте оставил монастырь, где снискал славу целителя, и уединился в ските; двенадцать последующих лет посвятил непрерывному созерцанию. Говорят, в конце концов достиг «удивительного успеха»
[87] – стал Буддой.
Наропа особенно известен в Тибете как духовный учитель ламы Марпы, который сам был учителем знаменитого поэта Миларепы, чьи религиозные гимны в высшей степени популярны по всему Тибету.
Если Наропа показал себя мягким духовным отцом, то с Марпой дело обстояло по-другому. Мучил он бедного Миларепу много лет, заставляя строить дом. А когда работа приближалась к концу, несколько раз приказывал разрушить построенное и строить здание заново. Приходилось Миларепе выкапывать камни и приносить их на спине к стройке. Терлась о спину тяжелая ноша, и образовались на спине раны, и стали нарывать, потому что в них попадала земля и грязь. Марпа притворялся, что не замечает мучений ученика. А когда наконец, поддавшись на уговоры жены своей Дагмедмы
[88], лама снизошел до того, чтобы взглянуть на кровоточащую спину Миларепы, то холодно посоветовал ему покрывать спину куском войлока с отверстиями, дабы изолировать раны. Этот способ широко использовался в Тибете, чтобы излечить стертые спины вьючных животных. Дом, построенный Миларепой, все еще стоит в Лхобраге (Южный Тибет).
Тибетцы нисколько не сомневаются в полной достоверности подобных историй. Не стоит нам соперничать с ними в доверчивости, но лучше остерегаться рассматривать все это как простую выдумку. Ошибка и считать, что такие факты относятся к отдаленному прошлому и не встречаются в наши дни. Тибетский менталитет не изменился со времен Марпы; в домах многих лам я видела ту же обстановку, обычаи – точно как описываются они в тибетской литературе, а Марпа для меня воплощение хозяина дома.
Молодой монах в поисках духовного наставника тоже напоминает образ своего предшественника. Пусть не равный по усердию Наропе или Миларепе, во все времена являющим собой характеры исключительные, он все же готов переносить необычайные трудности, приносить множество жертв и видеть много чудес. И потому фантастические приключения прошлого вновь живут каждый день во всех уголках Страны снегов.
Однако, какими бы варварскими ни показались физические страдания, которым отшельники считают нужным подвергать своих учеников, это лишь самая легкая часть обучения. По-настоящему мучительными становятся чисто умственные испытания. Начинаются они с того момента, как у кандидата в послушники возникает мысль попросить наставлений у отшельника-мистика. Обо всех этих гомченах ходит столько слухов, жизнь их настолько таинственна, а внешний облик и слова, лишь изредка произносимые, так странны, что тибетцы при виде их сразу впадают в суеверный страх, в тысячу раз более сильный, чем тот, какой испытывают они перед демонами и богами. Но быть может, отшельники и должны представать такими, потому что люди верят – обладают они силой порабощать богов и демонов. Сбившиеся с пути путешественники или охотники не раз рассказывали: бродя по пустынным горам, видели неясные силуэты нечеловеческих существ, входящих в отшельнические скиты.
Вручить себя такому учителю, всецело доверить ему свою настоящую жизнь и судьбу – рискованный шаг.
Легко представить себе, какие сомнения, противоречивые чувства и муку испытывают в душе кандидаты на познание тайного учения.
Долгий путь обычно проделывает будущий послушник по пустынным краям, чтобы добраться до жилища отшельника, которого выбрал себе в учители; дикое величие свойственно местам, где располагается такое жилище, – все это оказывает на молодого монаха очень сильное впечатление.
Психологическая подготовка в этих условиях и окружении, под руководством такого учителя не может не быть фантастической. Вокруг ученика, оставленного на длительную медитацию в одиночестве, небеса и земля дрожат и кружатся так, что человеку не под силу обрести твердую поступь. Боги и демоны смеются над послушниками, посылая видения поначалу ужасные, затем ироничные и смущающие, – это даже если удается победить страх. Сводящая с ума последовательность невозможных явлений продолжается и десять, и двадцать лет. Это мучает ученика до смерти, пока наконец однажды утром не очнется он от кошмара и не поймет: вот именно это ему и следовало узнать; тогда, кланяясь в ноги бесстрастному учителю, покидает он его – не просит учить дальше.
Вот одна из нескольких историй, слышанных мной от отшельников и налджорпа, об их послушничестве – самая обычная. Йишес Гьяцо, уже не новичок послушник в мистическом обучении, отправился к ламе-гомчену. Провел несколько лет в строгом уединении, стараясь найти ответ на сильно мучивший его вопрос – он все задавал его себе: что такое мозг (сознание)? Ответ пытался он уловить, анализируя и изучая собственное сознание. Но никак ему не удавалось поймать этот ответ, как «ребенку – удержать воду в ладонях».
Гуру его, лама из монастыря, к которому принадлежал Йишес, видя мучения ученика и понимая, что усилия ни к чему не приводят, направил его к знакомому отшельнику. Путешествие оказалось недолгим – всего три недели (по тибетским меркам короткое время), – но дорога шла через пустынный район и поднималась на высоту 18 тысяч футов. Йишес отправился в путь, неся на спине несколько книг, одеяло и обычную провизию: жареную ячменную муку, сливочное масло и чай. Стоял второй месяц тибетского года
[89]; земля покрыта глубоким снегом, и всю дорогу видел он только вызывающие благоговение высокогорные зимние пейзажи, принадлежащие, казалось, потустороннему миру.