Герман приподнялся на локтях, неуклюже перевернулся на живот и мечтательно уставился в бездонную пустоту окружающего его «идеального» мира.
– Ты даже сама не знаешь, что ты для меня сделала, – с искренней благодарностью и восхищением в голосе продолжал он. – Ты подарила мне целый мир, который я всю свою жизнь умел только презирать и использовать. Ты научила меня быть беспомощным и слабым, таким, какими на самом деле являются многие люди. Люди, которых я всегда старался высокомерно не замечать. Ты показала мне меня самого, но только со стороны. Причем именно таким, каким я, наверное, всегда и был: жестоким, самовлюбленным, циничным и безжалостным к себе и другим. Но…
Герман осекся, чувствуя на своем лице ЕЕ жаркое, прерывистое дыхание и раскаленные до температуры кипения слезы.
– Ты плачешь? – оборачиваясь в ЕЕ сторону, встревожено спросил он. – Почему? Я тебя чем-то разочаровал. Я что-то не должен был говорить? Или, если говорить, то не так?
– Нет, не волнуйся. Это я плачу от счастья? – поспешила ОНА его успокоить. – Ты сказал все правильно. Иначе и быть не могло. Потому-то я тебя и люблю. Но после того, что ты сказал, я тебя люблю, может быть, еще даже больше, чем прежде…
Девушка разрыдалась.
Герман, как мог, пытался её утешить. Но все его усилия оказывались тщетными.
Он приподнялся с невидимой опоры и сел, деликатно прижав голову девушки к своей груди.
Она не сопротивлялась.
Но когда он вновь собрался заговорить, ОНА неожиданно подняла голову и приложила свою маленькую ладошку к его губам.
– Не надо! – чуть слышно произнесла ОНА все еще подрагивающим голосом. – Позволь мне договорить. О нас. И о тебе. Я не успела сказать все, что хотела. Хорошо?
Герман покорно кивнул, обнимая ее лицо руками и преданно заглядывая в ее заплаканные глаза.
– Так вот, – тяжело дыша, продолжала ОНА. – Даже если бы ты ничего не сказал, я все равно продолжала бы тебя любить. Может как-то по-другому. Но любить. Понимаешь?
– Я не умею по-другому, – слегка повышая тон, быстро ответил он. – Я не умею говорить по другому. Я не умею молчать по другому. И, наконец, я не умею любить по-другому. Даже сейчас. Когда я во многом стал другим. Я все равно не могу по другому. Ты меня за это простишь, милая? Пожалуйста…
Девушка не ответила. Все, что ОНА сделала – это был горячий и страстный поцелуй.
В нем было все: бесконечная любовь, вера, преданность, понимание и искренность. Не было в нем только сомнения и страха.
Герман с большим трудом отпустил от себя девушку и неуклюже, слегка покачиваясь из стороны в сторону, встал на ноги.
Девушка поспешила подняться вслед за ним и робко прижалась к его плечу.
Часть третья
Когда зажигаются звезды
Глава двенадцатая
Мир, в котором каждый счастлив по своему?!
Густая пелена тумана медленно растекалась по Городу Бесконечных Грез, уверенно вытесняя собой обжигающую прохладу и суматоху прошедшей ночи.
Герман одиноко бродил по берегу заросшей камышом и осокой речки, изредка сам с собой разговаривая и самозабвенно жестикулируя при этом руками.
Время от времени он беспечно усаживался на траву, в тень густого кустарника из плакучих ив, и, обхватив колени руками, начинал разглядывать сквозь прозрачную воду илистое речное дно.
– Вот там, за моей спиной, – в задумчивости бормотал он себе под нос, – мой дом. Самый обычный дом. Дом, которого у меня никогда не было. В этом доме та, которую я искал всю свою жизнь. И вот, наконец, нашел. И она меня любит. Любит, даже несмотря на то, что я, Герман Леваневский – бессовестный авантюрист и обласканный славой циник, этого не заслуживаю. А еще, у меня теперь много новых друзей. Настоящих друзей. Приятных и милых. С которыми просто интересно общаться, разговаривать, делиться своими проблемами и радостями. Друзей, которые не ждут от меня подвигов и самопожертвования…
Герман небрежно присел на корточки возле самой воды и неуверенно прикоснулся к ее зеркальной поверхности пальцами.
«Любой другой на моем месте, уже давно был бы счастлив и с благодарностью принял бы то, что ему так великодушно подарила Судьба, – продолжал он копаться в ворохе своих сбивчивых мыслей. – Другой – может быть и принял. А вот я сам, Герман Леваневский, почему-то не нахожу себе места от сомнений.»
Герман поискал в густой траве подходящий камешек, крепко зажал его в своей ладони и выверенным до автоматизма движением запустил его в сторону речки.
Камешек изящно заскользил по воде, оставляя за собой расходящиеся в стороны всплески, и метрах в трех от берега с громким бульканьем пошел на дно.
Герман потянулся за следующим камешком, но почему-то передумал.
Он медленно поднялся на ноги, повернулся к речке спиной и быстрым шагом направился в сторону дома.
Дом был большим и утопал в густой и пышной зелени самых необычных растений.
Это был самый настоящий дом.
С крыльцом, деревянной верандой, массивными и почерневшими от времени лестницами и архаичным балкончиком на втором этаже.
Из всех достижений цивилизации 23-го века в Доме были только «Стереовизор» и «Видеофон».
А еще маленький персональный Суперком Германа, с которым тот ни за что не хотел расставаться.
Стараясь как можно меньше шуметь и привлекать к себе внимание, Герман на цыпочках поднялся на крыльцо дома. И, приглушенно скрипя половицами, устремился на второй этаж.
Девушки в спальне не было.
Ее одежда была в беспорядке разбросана по комнате и еще дышала теплом и очарованием своей хозяйки.
Герман растерянно выглянул в окно.
– От чего, почему, ничего я не пойму…, – донеслось до его ушей ее громкое и веселое пение.
Голос девушки звучал из глубины сада, бурлившего многоголосым гомоном птичьей возни и пьяным ароматом цветов и душистой зелени. Время от времени он прерывался громкими водяными всплесками и монотонным гулом водопада.
Герман тряхнул головой, с трудом удерживая себя от того, чтобы окликнуть девушку и немедленно присоединиться к ее беззаботной компании.
Но, взяв себя в руки и снисходительно улыбаясь, он отошел от окна и неуклюже плюхнулся в кресло перед «Стереовизором».
Хрустальный шарик покорно заискрился зеленоватым сиянием, быстро сменившимся калейдоскопом голографических образов и виртуальных сюжетов.
Герман устроился в кресле поудобнее, похрустывая суставами пальцев и пытаясь таким образом сосредоточиться.
Как-то вдруг Герману показалось, что на него кто-то пристально смотрит. Смотрит вполне дружелюбно и даже пытается окликнуть.