– А вы, Сигрун? Вам мать рассказала?
Беззащитная перед этим новым наступлением, Сигрун бросила взгляд на брата. Пальцы на коленях задрожали, и она потерла культи. Но ответить не успела – ее опередил Трёстюр.
– Нет. Рассказал я. После того, как вы приходили. Не хотел, чтобы она узнала это от каких-нибудь тупых придурков.
Под «тупыми придурками» он несомненно имел в виду Хюльдара и Фрейю. Но никто из них и бровью не повел.
– Это правда? – мягко спросила Фрейя. После словесной перепалки с Трёстюром она смягчилась; так у собаки опускается шерсть при встрече с безобидным существом. – Вам брат об этом сказал?
Сигрун отвернулась, внезапно обнаружив интерес к двум склеенным фигуркам на обшарпанном кофейном столике.
– Да. Я узнала от него.
– Помните когда?
– Дня два назад. Точно не помню.
Хюльдар ни на секунду ей не поверил. Фрейя, похоже, тоже. Известно, что люди прекрасно помнят, где находились, когда получили важные новости. А эта новость была важна для всех них. Но также ясно было и то, что в присутствии Трёстюра получить сколь-либо разумные ответы от женщин невозможно. Хюльдару совсем не хотелось тащить всех троих в участок и разговаривать с каждым членом семьи отдельно, но иного варианта он не видел. Жизнь обошлась с семьей сурово, но когда речь заходит о верхнем пределе страданий, его просто не существует.
– Понятно. Давайте сменим тему. У вас не осталось чего-то такого, каких-то вещей, с которыми мог обращаться Йоун?
Все трое разом вскинули головы и с удивлением посмотрели на Хюльдара. Потом брат и сестра повернулись к матери, с нетерпением, как и детектив, ожидая ее ответа. Словно очнувшись и осознав, что взгляды всех устремлены на нее, Агнес поняла, что молчанием не отделаться.
– Нет. В этой квартире никаких его вещей не осталось. От большинства я избавилась, когда стало понятно, что домой он уже не вернется, а остальное выбросила при переезде. Время от времени что-то обнаруживалось, но мы так часто перебирались с места на место…
– Хорошо. Если вы всё же случайно наткнетесь на то, что принадлежало ему, будьте любезны, позвоните мне. Это вопрос первостепенной срочности. – Хюльдар повернулся к Трёстюру и Сигрун. – Насколько я понимаю, кто-то из вас по крайней мере однажды посещал его в тюрьме. Я прав?
Трёстюр покраснел и покачал головой.
– Нет, Сигрун там не была. И я тоже.
– Это правда, Сигрун? Наши источники говорят другое.
– Трёстюр говорит правду, – едва слышно пискнула она.
Хюльдар повернулся к Фрейе. Вот так-то. Придется приглашать каждого отдельно. Если продолжить разговор, семья будет знать вопросы и сможет соответственно подготовить ответы, согласовав историю.
– Закончим на сегодня?
Фрейя согласилась, и они поднялись. Мать и дочь даже не пытались скрыть облегчение; обе выглядели так, словно их навестили агенты Штази, и исполнение приговора было отложено в последнюю минуту. Трёстюру, в отличие от них, по крайней мере удалось изобразить равнодушие. Он проводил их в прихожую, подождал, пока гости обуются, а когда они вышли, молча, не попрощавшись, захлопнул за ними дверь.
Они спустились, не обменявшись ни словом, и потом еще постояли, неловко переминаясь с ноги на ногу, на тротуаре. Первым молчание нарушил Хюльдар.
– Насчет вчерашнего вечера…
– Об этом обязательно говорить? Не надо было мне столько пить. На этом и закончим. – Фрейя застегнула парку и накинула капюшон.
– Ладно. Я только хотел…
– Хорошо. И ни слова больше… пожалуйста. – Снег садился на меховой воротник, и Хюльдар едва удержался от того, чтобы протянуть руку и смахнуть его. Второпях нанесенный макияж размазался, на одном веке темнело пятно от туши, в уголке рта краснела полоска от помады, но все эти дефекты только добавляли ей притягательности. Окажись они сейчас на софе, встать и уйти он уже не смог бы.
Мимо, разбрызгивая слякоть, промчалась машина, и они отступили от дороги. Фрейя опустила руку в карман, нащупывая ключи, и Хюльдар понял, что сейчас она найдет их, попрощается и…
– Ты занята вечером?
Фрейя уже нащупала ключи и теперь едва заметно улыбнулась.
– Нет. Но хочу пораньше лечь. Надо отдохнуть после вчерашнего.
– А как насчет завтра?
– На выходных я сиделка. Племянницу подкидывают. Так что попробуй другие варианты.
– Я не говорил тебе, как здорово лажу с детьми? Они меня обожают. – Хюльдар решил не упоминать, что весь его опыт – это общение с племянниками. – Можно пригласить вас обоих в кино?
– Ей еще и года нет.
– Ну, тогда… покормить уточек? Они, должно быть, изголодались в такую погоду.
Фрейя позвенела ключами.
– Посмотрим. Может, я тебе и позвоню. – Она не улыбнулась, не нахмурилась и вообще не подала никакого намека. Ждать или не ждать? – Пока. – И направилась к машине.
Хюльдар постоял, провожая ее взглядом, а когда Фрейя исчезла за углом, повернулся и побрел к своей машине. Там он достал из кармана пачку, но вытряхнуть сигарету не успел. Позвонил тюремный надзиратель, с которым Хюльдар разговаривал раньше.
– Мы тут нашли кое-что, принадлежавшее Йоунссону. Вещь, которой пользовался только он, и никто больше. Заедешь сам, или прислать?
– А что это?
– Библия. Вышел, а ее оставил. Так обычно и бывает.
Глава 22
Для Айсы мир сошелся на детях. Они были для нее всем, без них жизнь теряла смысл. И все же она благодарила бога за уик-энды, когда детей забирал отец. Можно всласть выспаться, объесться конфетами, включить погромче телевизор и не бояться, что они проснутся, пропустить обед и поесть, когда захочется, заказать пиццу – и не обязательно «Маргариту» – и поваляться на софе с книжкой, не чувствуя себя виноватой. Другими словами, выходные давали ей возможность полениться, побаловать себя и получить от жизни полное удовольствие. Она могла даже выйти в город с подругами, хотя такое случалось реже и реже после того, как все повыходили замуж и обзавелись детьми.
На этот уик-энд никаких планов не было, и впереди маячила перспектива провести его в одиночестве в квартире. Торвальдюр должен был приехать за детьми с минуты на минуту, но Айса не верила, что он присмотрит за ними как следует. Торвальдюр был ничем не лучше того идиота-копа, который разговаривал с ней после случая в Семейном парке. Он не просто не принял всерьез ее тревоги, но даже посмел предположить, что она все придумала. Айса, конечно, понимала, что все серьезно. Понимал это и Торвальдюр. Он утверждал, что не знает никакую женщину по имени Вака, но Айса легко определяла, когда он врет. Возможно, эта самая Вака была новой женщиной в его жизни, а мужчина в костюме Санта-Клауса – ее ревнивым бывшим. Если так, то Айса хотела бы, чтобы он оставил в покое ее детей и отыгрался на Торвальдюре.