Дорога шамана - читать онлайн книгу. Автор: Робин Хобб cтр.№ 44

Но даже и тогда, если бы вождям племен пришло в голову объединиться и выступить против нас единым фронтом, они могли бы одержать победу. Они были кочевниками, их дети чуть ли не с самого рождения сидели в седле. Таких всадников, как они, больше нет на свете. Но в этом заключалась и их слабость. Когда случалась засуха, вспыхивала эпидемия или просто возникали какие-то споры, они просто снимались с места и уходили. Так они и поступали по мере нашего продвижения в глубь их земель, оставляя нам скот, овец и весь свой скарб. Разумеется, отдельные маленькие кланы сдавались и заключали с нами мир, соглашаясь с тем, что теперь им придется жить в домах, стоящих на одном месте. Другие же продолжали сражаться до тех пор, пока мы не прижали их к Рубежным горам.

Лес и горы — не слишком подходящее место для конных воинов. Вот там началась настоящая война со всеми ее ужасами. Мы согнали вместе несколько разных племен, и они едва сами не прикончили друг друга. Они уже понимали, что потеряли почти все свои выпасы, большая часть их стад досталась нам или погибла во время отступления. Глядя на равнины с высоких плато, они видели наши крепости и города, выросшие там, где еще совсем недавно паслись их животные. Сражение в Широкой Долине было одним из самых кровавых. Говорят, там погибли все способные держать оружие взрослые мужчины из племени терну. Разумеется, мы взяли на себя заботу об их женщинах и детях — разве могло быть иначе? Помогли им построить дома и объяснили, как нужно жить, преподали уроки земледелия. Сражение было тяжелым и жестоким, но в конце концов оно принесло добро этим людям. Твой отец поступил благородно, когда дал им овец, семена и научил жить на одном месте.

А вот с племенем портренов дело обстояло иначе. Они предпочли умереть, все до одного — мужчины, женщины, дети. Мы не смогли им помешать. Когда стало ясно, что победа останется за нами и им либо придется склонить головы и стать верными подданными короля Тровена либо уйти в горы, они повернулись и направили своих коней в реку Красной Рыбы. Я видел это собственными глазами. Мы преследовали портренов, время от времени вступая с ними в короткие стычки. Многие из их сильных магов были убиты нами за несколько дней до этого, и единственное, что они могли, — окружить себя защитными заклинаниями.

Мы думали, что сможем заставить их остановиться и сдаться, поскольку путь им преграждала река. Стояла весна, и с гор неслись потоки талой воды. Перед нами по степи неслись около двух сотен всадников в полосатых развевающихся на ветру одеждах. Они охраняли повозки с женщинами и детьми, запряженные маленькими лошадками. Мы не сомневались, что рано или поздно они остановятся и сдадутся, клянусь, мы именно так и думали. Но они въехали прямо в реку, и течение унесло их, всех до одного. Мы в этом не виноваты. Мы бы их пощадили, если бы они сложили оружие. Но они выбрали смерть, и не в наших силах было им помешать. Мужчины стояли на берегу, пока все женщины и дети не утонули. А потом сами вошли в воду. Не наша вина. Но после этого многие солдаты потеряли вкус к военной службе, не только к сражениям, но и к повседневной жизни. Считалось, что война — это слава и честь, а не тонущие младенцы.

— Наверное, смотреть на это было очень больно, — осмелился вставить я.

— Портрены сами сделали свой выбор, — ответил сержант Дюрил и, вытряхнув пепел из трубки, лег на спину в своем спальном мешке. — Кое-кто из тех, кто был тогда со мной, решили, что они стали свидетелями самоубийства. Парочка парней сошла с ума. А тогда мы просто сидели на своих лошадях и наблюдали за дикарями, не до конца понимая, что они выбрали смерть и знают — им никогда не добраться до противоположного берега. Нам казалось, будто это какой-то очередной трюк: либо там есть тайный брод, известный только им, либо они в последний момент используют магию и спасутся. Но ничего подобного не произошло. Некоторые из моих товарищей так и не смогли смириться с тем, что произошло. Им казалось, что мы загнали все племя в воду. Но клянусь тебе, они ошибались. Лично я считаю, что видел, как свободные люди сделали выбор, и, возможно, это произошло значительно раньше, чем они вошли в реку. Были бы мы правы, если бы попытались их остановить и принудить отказаться от кочевого образа жизни? Я не уверен. Совсем не уверен.

— Только житель равнин может понять, как думает житель равнин, — повторил я слова своего отца.

Сержант Дюрил принялся снова набивать трубку и сначала ничего мне не ответил. Затем он очень тихо проговорил:

— Иногда мне кажется, что, став кавалеристом, ты сам в какой-то степени приобретаешь черты жителей равнин. К концу войны мы начали слишком хорошо их понимать. Как прекрасно нестись во весь опор по равнине, какое удивительное чувство свободы тебя переполняет, ибо ты знаешь: ты и твой конь можете найти здесь все, что вам нужно для жизни. Кое-кто из наших соотечественников так по сей день и пребывает в недоумении, почему жители равнин не вели оседлой жизни и не возделывали землю, никогда не строили городов, не создавали ферм, не осваивали новые места.

Но если ты спросишь кого-нибудь из кочевников — а я разговаривал со многими, — они зададут тебе такой же вопрос. «Зачем? Зачем жить на одном месте, каждое утро видеть один и тот же пейзаж, спать в одном и том же доме каждую ночь? Зачем работать, заставляя землю давать тебе пищу, когда ее и так полно и тебе нужно только ее найти?» Они считают нас безумцами с нашими садами и огородами, фермами и стадами. Они понимают нас не лучше, чем мы их. — Он громко рыгнул и пробормотал: — Извини. Правда, сейчас осталось не так много жителей равнин, которых мы могли бы попытаться понять. Они честно следуют условиям капитуляции. У них появились школы и лавки, и у каждой семьи собственные маленькие дома. Через два поколения они станут такими же, как мы.

— Жаль, что я их не увижу, — искренне сказал я. — Пару раз отец рассказывал, как наведывался в их лагеря в те дни, когда патрулировал границу, и жители равнин подходили к нему и его солдатам, предлагая свои товары. Он говорил, что кочевники очень красивые, стройные и быстрые, как и их лошади. А еще, что жители равнин иногда собирались на состязания в верховой езде и дочери вождей были главным призом. Так создавались союзы между разными племенами… Как вы думаете, это осталось в прошлом?

Дюрил медленно кивнул и выдохнул струйку дыма. Некоторое время мы молчали, прислушиваясь к тихим в ночной степи шепоту ветра в кустах, шороху мелких животных, которые выбираются из своих нор только после заката. Я кожей впитывал знакомые звуки, и они начали постепенно меня убаюкивать.

— Их больше нет, — с грустью проговорил Дюрил. — Они исчезли и для нас тоже. Мы больше никогда их не увидим. Мы начали перемены, уничтожив порядки, которые царили в этих землях сотни лет. А теперь… Боюсь, мы были, так сказать, лишь первой линией атаки и нам суждено пасть вместе с теми, кого мы победили, погибнуть под копытами коней тех, кто придет после нас. Когда жители равнин будут окончательно укрощены, нужда в старых солдатах вроде меня отпадет. Перемены и снова перемены…

Сержант Дюрил замолчал, а я не знал, что сказать на его слова. От размышлений моего наставника мне стало не по себе, и ночь вдруг показалась неприветливой и холодной.