– Бессмертие… бессмертие… – тихо стал он бормотать. – Мое бессмертие… моя Партия!.. Я вечный!!! – и он неожиданно и громко захохотал каким-то нездоровым смехом, как пишут в романах – сатанинским.
Даже Арсений вздрогнул, а я оцепенел. Вот сейчас снова влетит охрана и… Но я краем глаза заметил, что в проеме тихонько появился старший телохранитель, внимательно разглядел своего босса, убедился, что тот невредим, и так же незаметно удалился.
– Три раза перекрестился, бух в котел и там сварился, – услышал я рядом с собой веселый голос Строганова.
Еще один спятил, подумал я и медленно повернул к нему голову. Однако Арсений продолжил довольно будничным тоном, обращаясь к Погожину:
– Вопросик у меня один есть, насчет бессмертия…
Я думал, что заходящийся в истерическом смехе Погожин даже не услышит его, но ошибся. Тот так же резко прекратил смеяться, как и начал, непонимающе уставился на моего друга, словно первый раз видел его, потом в его взгляде появилось что-то разумное, он осмотрелся вокруг и, видимо, стал узнавать и нас, и место, где мы находились.
– Вы?! – хрипло произнес он. – Вы еще здесь? Вы уже съедены! Покойники не разговаривают… Конец игры! – он снова замолчал, но разум уже возвращался к нему. – Че-то провалился я куда-то… че-то наговорил…
Он внимательно разглядел пустой пузырек, который он все еще держал в левой руке, и блаженная улыбка появилась на его лице. Заметив рядом с собой свой складной стул, он с удовольствием уселся на него.
– Ну, что ты там хотел спросить? А? – Погожин имел довольный вид. Он был похож на кота, благостно щурился по сторонам, только что не мурлыкал. Но приглядевшись к нему, я заметил некоторые странности: он все время принюхивался, и с каким-то интересом, а может, с подозрением рассматривал противоположную стену, словно увидел на ней что-то такое, чего не видел раньше… – Спрашивай, пока я добрый…
– Зачем оно вам? – тут же воспользовался его предложением Строганов. – Бессмертие. За каким чертом оно вам нужно?
Я с ужасом ожидал, что Погожин, не снизойдя до ответа, просто крикнет охрану, которая нас здесь пристрелит и закопает среди кирпичей. Но ошибся.
– Вот смотрю я на вас, – нагло продолжил Арсений, пользуясь погожинским молчанием, – и не представляю: зачем? Ваша жизнь бесцельна, никчемна и бессмысленна. (Тут Погожин раскрыл рот от собственного удивления и строгановской наглости) Вот смотрите на доктора – он детей воспитывает, книжки про меня интересные пишет… И то вряд ли хочет жить двести лет, к примеру. А вы-то? Не надоело вам? Скука же сплошная! На черт знает еще сколько лет! Вы пользу никакую не приносите. Я уверен, что музыку даже не слушаете…
Погожин от негодования молчал, но теперь лицо его из белого стало полностью красным, а кулаки сжались. Он издал неопределенный звук, что-то среднее между рыком и кашлем. Но потом вдруг сменил гнев на милость.
– Это нормально, что тебе и таким, как ты, не дано это понять… – тихо заговорил он. Вид у него был, словно после вкусного обеда – сытый и довольный. – Вот слушай, что я тебе скажу. Бессмертие… это понять может только человек, Господом Богом меченый. А ты кто такой? Ты думаешь, что ты игрок? Гроссмейстер, ха-ха. Нет, сынок, я уж говорил, что ты лишь пешка. И пешка никогда не поймет, кто ей играет и зачем. Сегодня ты есть, а завтра нет. Сечешь? Чего тебе терять? Нечего. Поэтому и не важно, сколько ты проживешь. Поэтому тебе и не нужно быть вечным. А я другой. У меня есть все – деньги, власть. Все, кроме одного, того, что мне не подчиняется. Время! Сечешь? Времени у меня было мало… А теперь его Бог знает сколько много! Бесконечно много! И мне, в отличие от вас, есть, что терять.
Он снова возбудился, подскочил к Арсению и, тряся перед его носом указательным пальцем, гневно воскликнул:
– Что ты там мне про смысл и пользу говоришь? А? От меня знаешь, сколько всего зависит? Огромное село, в котором я вырос! Так из него вся молодежь уехала, а остались старики! Никому не нужные! Ты знаешь, сколько я для них сделал? Дороги построил, лечебницу содержу… Они там на меня молятся! Добрым словом вспоминают каждый день. А тебя? Тебя хоть кто-нибудь вспомнит? Так чья жизнь важнее? Пристрелить вас обоих, так никто и не заметит! А я…
– А я понял, – встал Строганов и, обращаясь ко мне, сказал: – Доктор, свистни!
Я, не задумываясь, как пешка, о которой говорил Погожин, негромко свистнул. Наверху послышались какие-то звуки, и тут же кусок железной крыши отогнулся в сторону и в образовавшемся проеме показались три улыбающиеся физиономии. Те самые, на букву «А». Мои знакомые акробаты. Не успел я вскрикнуть от удивления, как вниз слетела веревочная лестница, и один из них практически мгновенно оказался около нас.
– Мы уходим, – пояснил Погожину Арсений, – а вы остаетесь со своим бессмертием. Только берегитесь, ваша вечность – это ад. И еще – осмотритесь вокруг! Пока вы разглагольствовали, здесь все ваши жертвы собрались! Вон, сколько призраков вокруг! Можете с ними пообщаться…
Я поймал себя на том, что стал озираться по сторонам… Однако погожинские галлюцинации были видны только ему одному. Он заметался по башне, протягивая руки к кому-то невидимому, потом стал отмахиваться от кого-то, защищая голову руками…
– Быстрее, доктор! – гаркнул мне Арсений в самое ухо.
Я очнулся и первым поспешил наверх. Мой знакомый циркач держал снизу лестницу, чтобы мне удобнее было лезть, но все равно это было нелегким делом. Сконцентрировав внимание на перекладинах, я все же заметил краем глаза, как Погожин внизу бухнулся на колени и стал истово молиться. Сразу же за мной карабкался Арсений, подгоняя меня тычками в соответствующее место. Кстати, саквояж ему пришлось держать в зубах, за кожаную ручку. Все-таки богатство – это тяжкий груз…
Мы едва успели вылезти на ржавую крышу и втянуть обратно лестницу, как услышали душераздирающий крик Погожина, а через пару секунд нас оглушили выстрелы. С десяток дырок образовалось в листе железа, где мы только что стояли. Пути к отступлению были уже заготовлены, и мы, пригибаясь, понеслись по крышам прочь.
Случайно обернувшись, я заметил, что Арсений возвращается к той дыре в крыше, из которой мы только что вылезли. Мгновение – и он уже, свесив голову, наблюдал за происходившим внизу. Подбежав к нему, я схватил его за шиворот и потащил обратно, успев заметить, что в помещении была куча мала: охрана Погожина вперемешку с полицейскими, облаченными в тяжелую амуницию… И последние явно брали верх!
– Это Игорь Иваныч с группой захвата! – возбужденно сказал мне Арсений. – Шах и мат белому королю!
Поблагодарив и распрощавшись с моими друзьями-акробатами, мы поехали к Арсению. Чувствовал я себя, что называется, амбивалентно. С одной стороны, какая-то вполне выносимая легкость бытия, ведь наше дело завершилось (ну, мне так казалось, и я на это надеялся), с другой – я ощущал себя словно высушенная мумия в египетском зале Эрмитажа, и если бы я верил в живую воду, то обязательно бы выпил ее…