– В кармане. – повторил Арсений. – В кармане плаща?
– Нет, – ответил Женя, – она в куртке была.
– В куртке… – совсем не удивился Строганов. – Ну, это логично…
Мы удивленно посмотрели на него. Я хорошо помнил, что на фотографиях и видео того самого дня, когда Маргарита пропала, она была в светлом стильном плаще: и в магазине нижнего белья, и на пешеходном переходе, где у нее украли телефон…
– Значит, на основании этого документа вы назвали ее Евгенией, правильно? – и, не давая ответить на этот вопрос, он задал следующий: – А зачем волосы подстригли?
Женя несколько замялся, но Маргарита пришла ему на выручку:
– Мне объяснили, когда я в себя пришла, что мои длинные волосы были так запутаны и такие грязные… меня же прямо на земле нашли… и потом меня рвало… Словом, медсестры решили сделать мне новую прическу. И говорят, что так мне даже больше идет.
– Ты просто красавица! – сказал Евгений.
Арсений стал ходить взад и вперед по лестничной площадке и становился все более мрачным. Я даже решил, что он позавидовал Евгению, но выяснилось, что он обеспокоен другими проблемами.
– У вас есть родные и близкие, – неожиданно остановился он перед Маргаритой. – Но сейчас я бы не стал вас с ними знакомить. Для них это будет очень сильное потрясение, и я беспокоюсь за сердце вашего отца, это раз…
(Я с подозрением посмотрел на Строганова: боюсь, что из-за такой ерунды он бы не стал заморачиваться!)
– Два, – он стал загибать пальцы, изображая из себя Фандорина. – У вас, по всей видимости, есть и враги, и они очень влиятельные люди, с которыми не просто будет справиться. И нам нужно будет время, чтобы их нейтрализовать…
– Это три, – напомнил я ему. Строганов не успел сообщить нам четвертый пункт, как на лестницу вышла старшая сестра отделения.
– Та-ак, – протянула она, – вы чего мою сотрудницу тут мурыжите?
– А вы кто такая? – поинтересовался у нее Арсений.
– Я царь и бог этого отделения, – в своей обычной манере ответил она. – Но можно просто Юля.
Арсений какое-то мгновение смотрел на нее, затем хлопнул в ладоши и радостно потер руки:
– Отлично! Вы-то нам и нужны. А я Арсений. Мы вам поручим попечительство и заботу об этой девушке, – и он красивым жестом указал на Маргариту.
– А то без вас я… – покачала она головой.
Арсений, используя свое красноречие, неожиданно вежливо объяснил, что Маргарите (или Евгении) больше нельзя появляться на отделении в качестве санитарки – ее может узнать тот, кто представляет для нее опасность! (Вне всякого сомнения, Строганов имел в виду Сечкина) «Это чудо, что они еще не встретились, и он ее не узнал!» – сказал он, обернувшись ко мне. А я подумал: конечно, если бы узнал, то присвоил бы все заслуги себе, а это-то и страшило Строганова больше всего! Словом, Арсений убедил старшую медсестру Юлю, что санитарки теперь у нее нет, а Маргарита переезжает к ней на некоторое время домой. Ненадолго! – пообещал он.
С кем с кем, а со Строгановым не соскучишься! Особенно когда он в ударе.
– Слушай, – с неподдельным интересом спросила его Юля, – а откуда ты такой умный тут взялся?
– А я живу тут недалеко, – ответил он ей и обратился ко мне: – Доктор, ты гипнотизировать умеешь? А почему? – недовольно сказал он, когда я отрицательно покачал головой. – Нам нужен срочно гипнотизер! Минуту на размышление…
Я уложился в подаренное время.
– Генрих Конрадович! – улыбаясь, объявил я ему. – Один из моих учителей. Он психиатр, старенький уже, на пенсии…
– Отлично! – обрадовался Арсений. – Значит, ему нужна работа и деньги. Звони! Прямо сейчас!
Глава 29
Так и получилось, что мы оказались в кабинете старшей медсестры, в компании Маргариты и Генриха Конрадовича. Юля, оставив нам ключи от кабинета и напутствие «не уморить сотрудницу», вышла. Маргарита оказалась настоящей «железной леди», потому что, даже если волновалась, то внешне это было незаметно.
Я поведал моему учителю медицинскую часть истории (амнезия после гипогликемии и гипоксии), а Арсений – криминальную. Но не всю. Я настоял, чтобы девушка не слышала всех подробностей. Доктор слушал историю внимательно, изредка вставляя свое мнение, высказанное коротко, в виде диагноза. Например, когда Строганов описывал Сечкина, то Генрих просто сказал: психопатия. Когда речь шла о Пискове, мы услышали: невроз, истерия, навязчивости, возможно, психологические проблемы в детстве. Про Воровского он задумчиво пробормотал: наркомания? алкоголизация? девиант? Про Маргариту он спросил сам себя: «Не синдром ли это Бенджамина Кайла?» и сам же и ответил: «Нет, не думаю». Но самое интересное было в конце строгановского рассказа, когда доктор уставился на него самого и поинтересовался:
– А вы, молодой человек, у психиатра никогда не бывали?
– Да, – размышляя о чем-то своем, кивнул Арсений, – бывал. Мне сказали, что у меня слишком сложный случай.
– Согласен, – кивнул доктор.
Итак, Маргарита сидела в кресле, Генрих – напротив нее, на стуле, а мы с Арсением расположились на диване. Добрейший доктор неторопливо рассказывал девушке про гипноз. Что это за метод, в каких случаях его можно применять и так далее. Она внимательно слушала, причем, как я уже говорил, без признаков волнения. Собственно, внешний вид Генриха Конрадовича способствовал возникновению доверия к нему: высокий, чуть сгорбленный, движения плавные и неторопливые, глаза как будто улыбаются, глядя сквозь очки в старомодной черной оправе, взгляд очень доброжелательный, но при этом внимательный и цепкий.
За несколько минут до начала его сеанса они поспорили со Строгановым: что именно нужно выяснить у Маргариты? Генрих был категорически против идеи Арсения – спрашивать, кто ее похитил, и что вообще произошло двадцатого апреля.
– Это может вызвать шок! – предупредил он. – Нужна соответствующая подготовка, несколько предварительных сеансов! Это вам не магический ритуал, юноша! Это научный метод… Самое близкое, про что я могу спросить, это про утро двадцатого апреля. А потом двигаться назад, в прошлое…
Арсений попытался было переубедить доктора, но не на того напал. Генриха Конрадовича не могли переспорить даже его больные.
– Это влияет на процессы торможения и возбуждения в головном мозге… – вещал доктор, а пациентка внимательно слушала. – А сейчас я досчитаю до трех, и вы заснете! – голос его резко изменился, стал властным и громким: – Раз! Вам захотелось спать. Два! Веки опускаются, очень хочется спать. Три! Вы спите!
Каждый раз, когда я наблюдал за сеансом гипноза, меня не переставали удивлять возможности человеческой психики. Но моя реакция не шла ни в какое сравнение с изумлением и восхищением Арсения. Он был поражен. Он не дышал, смотрел на психиатра не отрываясь, словно это его гипнотизировали, и видимо, решил, что будет сам использовать этот метод в своей работе.