Сахарная кукла - читать онлайн книгу. Автор: Соро Кет cтр.№ 19

Машина свернула за угол, громче взревел мотор.

– Что за?.. – яростно простонала я.

Слепило солнце. Стриженая трава сочно пахла летом. На небе было ни облачка… В общем, ничто не предвещало Апокалипсиса. Другой причины уехать без меня, я не находила.

Какой-то кретин, повиснув на решетчатом заборе, свистнул. Я отвернулась, оскорбленная и надменная.

– Эй, – крикнул он. – Два евро, если пойдешь со мной! И еще евро, если мне все понравится!..

Я хрюкнула, потом рассмеялась в голос. Обернулась к Филиппу, который все еще стоял у забора, прильнув к нему, как плененный Тарзан. И хохотал, словно в детстве, когда ему удавалось заставить меня поверить в какую-то несусветную ерунду. Вроде как обещание любить лишь одну меня, неважно как часто я стану выходить замуж.

Забыв, что приличные девушки, с такой скоростью за два евро не побегут, я припустила к нему навстречу. И с размаху, как в детстве, прыгнула на него.

Он удержал. Я выросла, но и Филипп стал намного мощнее.

– Я взял твой купальник, полотенце и крем, – сказал он мне прямо в ухо. – Кто твой лучший папочка?

– Ты, но… ты понимаешь, что яхта стоит на приколе за нашим домом?

Он никогда не брал нас на яхту. Джесс – по причине морской болезни. Меня – потому что просто никогда не хотел. Но в этот день все было иначе. Стоило мне погладить сыночка Цезаря, померить вместе с Себастьяном его трясущиеся, голенастые ножки, – Филиппу снесло крышу. Совсем, как в самом начале. Когда у нас в доме стал появляться Ральф и Себастьян с чего-то решил, что того нужно немедленно посадить в седло.

Не успев посоветоваться с Лизель, я понятия не имела, как мне себя вести. Лежать, обмазавшись маслом на полотенце? Как кусок мяса на гриле? Обсудить с ним погоду? Скорость полета чайки над высокой волной?

Вода была ледяной, и Филипп больше не рискнул погружаться. Стоя спиной ко мне, он уже минут сорок изучал ровный, без единого облачка, горизонт. Я грустно перевернулась на спину. Я уже знала, какой из этого получится фильм: скучающий родовитый миллионер привозит падчерицу на яхту. И ничего не делает… грязный, больной мудак!

– Научи меня целоваться, – сказала я.

Филипп обернулся, чуть не упав за борт.

– Что-о?!

Я улыбнулась; по мере своих талантов – очаровательно. Не хватало пухленьких детских щечек. Потом повторила. Четко и ясно.

– Научи. Меня. Целоваться.

Филипп рассмеялся и подошел.

– Хочешь сказать, ты до сих пор не умеешь?

– Но я хочу с настоящим мальчиком, – прошепелявила я.

Он поломался немного; поржал, потом сел. Я села ближе, опираясь на одну руку. Он посмеялся снова, потом умолк и поцеловал.

Крики чаек затихли, утонули в ударах сердца в висках. Я в жизни так сильно не волновалась. Все было такое знакомое – его запах, его лицо. И незнакомое – вкус губ, острая как бритва, щетина.

Не знаю, в какой момент все перестало быть шуткой…

Когда он перестал кочевряжиться и языком приоткрыл мне рот?.. Когда по инерции ухватил за грудь?.. Когда, скользнув губами по моей шее, сдвинул в сторону треугольник лифчика и ухватился ими за мой сосок?.. Когда я опрокинулась навзничь, и Филипп навалился на меня сверху?..

Я точно знаю, в какой момент это вообще перестало быть.

Когда он, опомнившись, свечкой взмыл надо мной, как лис. И тут же длинным прыжком, сиганул за борт.

– Какое счастье, вы были не в гостинице, – сказала позже Лизель.

И я смеялась как сумасшедшая. Позже.

В тот миг мне было ни капельки не смешно.

Когда он выбрался из воды, не глядя на меня, прошлепал к капитанскому мостику, я умоляла бога меня убить. Бог, как обычно, меня не слышал.

Я дышала, когда яхта яростно, всей грудью легла на волну, рыча, как раненная тигрица. Дышала, когда мы пристали к пристани. И все то время, что Михаэль, приехавший за мной позже, тащился через весь город, слушая по радио старый шлягер Хелене Фишер – «Задыхаясь», – я продолжала дышать.

Едва дождавшись остановки машины, я выскочила, вбежала в дом, насмерть перепугав двух горничных, взлетела по лестнице и с размаху упала перед сидевшей в кресле Лизель.

Спрятав лицо, я с облегчением разрыдалась, обхватив руками ее колени.

И словно в детстве, она молча гладила меня по макушке, пока я не успокоилась и не начала говорить.

– Он самый мерзкий, самый больной, самый… о, почему я не умерла?..

Пока я рассказывала, что и как там произошло, а Лизель молча распутывала мои всклокоченные волосы, в дверь постучалась наша домоправительница Мария с трубкой в руке.

– Филипп, – возвестила она.

Старые слуги по инерции становятся твоими со-матерями. Но Мария была особенным человеком в доме. Они с Михаэлем вырастили Маркуса и отца. Она, по сути, продолжала распоряжаться всем, когда Лизель уезжала вновь, – чтобы опять побыть замужем. И все мы звали Марию мама-Мария.

– Сказать ему, что вас нет?

– Да, фата, скажи ему, – проворчала Лизель. – Сам он оглох и деликатно не слышит!..

Она взяла трубку, и Мария, сев рядом со мной сунула мне тарелку с пирожными.

– Смотри-ка, что я купила для моей Виви – ее мягкий говор звучал еще нежнее из-за румынского акцента, – Виви любит пирожные, правда? Да? Ты ж моя маленькая фата… Ешь, ешь!.. – она поцеловала меня в висок и, погладив ласково по щеке, вышла.

Я молча перебралась в соседнее кресло. Как только узел боли и унижения чуть ослаб, мне стало невыносимо жаль себя и пирожное пришлось очень кстати. Надо было сказать Филиппу, что он извращенец, плюнуть в лицо и самой спрыгнуть за борт, чтоб утопиться. Пусть бы потом доказывал Джессике, что я умерла, а не сбежала к папе.

– Что там произошло? – голос Лизель ворвался в гул моих размышлений; разогнал их, как комариный рой.

Трубка горячо зажужжала. В чисто мужской манере Филипп замямлил, что ничего такого ТАМ не произошло. Лизель снисходительно улыбнулась; закатила глаза.

– Филипп, зайчик мой, это не твоя матушка. Это я. Твоя двоюродная бабушка Лиззи.

Прошло несколько мгновений: три моих частых вдоха, одно моргание. Филипп переваривал, каким боком она теперь его бабушка и подсчитывал, как много задолжал архиепископу Марти.

Лизель и его двоюродный дед, по-прежнему были вместе, невзирая на его сан и ее браки. И он по-прежнему делал все, что она велит. А Себастьян, который очень любил светский лоск и деньги, делал все, что говорил дядя, у которого он их брал. Бездетный Филипп же был теперь под очень большим вопросом.