— Спинку потрешь? — наваливается на меня сверху, прикусывает мочку, я шиплю, кошусь на соседнюю кровать.
— Я смотрю, выпил эликсир молодости, готов на подвиги старый воин, — обожаю просовывать руки под одежду Давиду и гладить его.
— Кто-то меня обвинил в том, что не сдерживаю свои слова, а я не такой.
— Верю-верю, ток слезь с меня, иначе задохнусь под тушканчиком, — сдавленно смеемся, как школьники крадемся в сторону ванной, кидая друг на друга озорные взгляды.
— В душе или на тумбочке раковины? — помогаю ему раздеться, потом помогаю себя раздеть. Движения торопливые, дерганные, оба стонем, как только соприкасаемся телами.
— Объясни мне, почему я каждый раз хочу тебя все сильнее и сильнее? — сжимает мою задницу, прижимает к себе, завладев моим ртом, тем самым не дав ответить на вопрос. Нам много не надо, мы слишком изголодались по сексу. Поэтому я не возмущаюсь, когда меня резко разворачивают к стене, рукой немного дразнят, а потом заполняют до отказа, что не хватает воздуха. Это грязный секс, грубый. Откидываю голову назад, так как Давид тянет за волосы, намотав их на руку, второй жестко удерживает за талию. Отпускает волосы, обхватывает мои груди, затеребив пальцами соски. Опираюсь об стену, прикрываю ладонью рот, чтобы заглушить свои стоны. Когда Давид прикусывает кожу на плече, ставя засос, я вскрикиваю, ноги подгибаются. Тряпка, влажная тряпка, которую с нежностью удерживают и сейчас изливают свое семя. Прижимаюсь лбом к кафельной стене, выравнивая дыхание.
— Все хорошо?
— Чувствую себя дешевкой.
— Боже, Ален, что не так? — обеспокоенный голос Давида вызывает улыбку, медленно поворачиваюсь. Он действительно переживает.
— Расслабься. Сейчас сожму бедра, конечно, лучше сделать «березку», но закрепим результат завтра, — какой непонимающий взгляд, такой милашка, так и хочется потрепать его по щеке. — Посмотрим, кто у нас будет в сентябре!
— Ты сведешь меня с ума, — ворчит муж, обнимая меня за плечи, прижав к груди.
— Ты счастлив? — так хочется услышать, что «да», что ему для счастья как раз и не хватало меня. Отстраняется, обхватывает мое лицо.
— Я счастлив. И безумно рад, что ты у меня есть, — целует нежно, с готовностью отвечаю. Конечно, не признание в любви, но тоже неплохо. Доживем и до банального «я тебя люблю».
43
* * *
Обратно дорога всегда почему-то переносится тяжелее. Хадя заснула, Давид молчит, но я его не смею отвлекать от дороги, все еще боюсь, что может съехать в обрыв или в канаву, или с гор камни посыпаются.
Написала в блокноте несколько заметок для Инстаграма, подобрала музыку, смонтировала мини-клип нашего отдыха. В своем блоге я редко делюсь личным, но вот видео хочу показать, потому что мы втроем, потому что мы смеемся, улыбаемся, мы счастливы.
Смотрю на Хадю, поправляю на ней плед. В салоне машины тепло, поэтому она без куртки. Такая милая, смешливая, самая лучшая девочка на свете. Никогда не думала, что можно любить чужого ребенка, как своего. Оказывается, можно. В сентябре я надеюсь уже держать на руках своего ребенка, чтобы наша семья стала по-настоящему полноценной. Не представляю, что буду делать с младенцем, но с Давидом можно смело рожать, он не бросит.
— Мы завтра с утра уедем?
— Да.
— Что ты решил по поводу Хади? Заберем ее после каникул? Я как раз могу заняться вопросом по поводу садика и врачей, только нужно узнать, каких специалистов надо.
— Давай не будем торопиться.
— Давай не будем откладывать в долгий ящик! — скрещиваемся взглядами в зеркале, я вызывающе и упрямо задираю подбородок. Качает головой. Я вздыхаю, беру себя в руки. Нужно мягко его подвести к мысли, что дочку нужно забрать. Ради нее, ради него, ведь как тонка эта нить доверия, которая между ними сейчас установилась.
— Давид, предлагаю тебе за две недели все узнать, подготовить комнату к полноценному проживанию. Я готова написать заявление на увольнение и полностью посвятить себя Хаде, только прошу тебя, не откладывай это на полгода-год. Ты же сам себе потом этого не простишь.
— Я услышал тебя.
— Но ты ничего не хочешь делать…
— Ален, ты вот требуешь от меня ответа, а я не знаю, что ответить, потому что до конца не представляю, как провернуть без стресса и сильных изменений.
— Этого не будет. Нам всем троим придется подстроиться под новые обстоятельна, чем-то пожертвовать, где-то изменить график работы, но чтобы все оставалось неизменным, этого не будет Давид, — муж молчит, я отворачиваюсь к окну, поняв, что Давид развивать тему не намерен. Сразу же стало тяжело находиться в машине.
К дому бабушки Тамары мы подъезжаем, когда уже стало темнеть. Хадя проснулась, жевала печенки, которые я ей подавала.
— Что-то случилось, — обеспокоенно бормочет Давид, я смотрю вперед. Возле ворот стоит машина «скорой помощи». На сердце сразу становится тревожно. Мы торопливо покидаем джип, подхватываю Хадю, закутав ее в плед, спешим.
— О, вы приехали, — нас встречает Мира и сразу же у меня забирает из рук Хадю, я разматываю шарф на шее.
— Что случилось? — Давид берет мою куртку и вешает рядом со своей.
— У бабушки поднялось давление, не смогли сбить, пришлось вызвать врачей.
— Они у нее сейчас?
— Да. Я пойду Хадю переодену, — Мира с малышкой уходит вглубь дома, мы поднимаемся на второй этаж. Я беру Давида за руку, ободряющее ее сжимаю, он вымученно улыбается в ответ, но вижу, что сильно переживает. Бабушка у него самый близкий человек, терять ее он морально не готов.
— Я с тобой.
— Спасибо, — это все, что он может выдавить из себя, стучится в дверь бабушкиной комнаты. Ее открывает Медина, приветливо нам улыбается.
— Вы быстро приехали.
— Как бабушка?
— Пока ничего не ясно, возможно проедется госпитализировать.
— Отец здесь?
— Он с мужчинами в кабинете, нервничает.
— Я пойду к ним, — отпускает руку, погладив меня по спине, уходит. Я провожаю его глазами, поворачиваюсь к свекрови. Медина меня пропускает в комнату, там возле кровати сидят две женщины в форме фельдшера. Бабушка Тамара, увидев меня, слабо улыбается.
— Ну, бабуль, чего это мы тут чудить начали? — присаживаюсь на стул возле кровати. — Мы отдохнули просто замечательно. Хадя и Давид отлично провели время. Я, правда, не сумела переубедить упрямца, что мы должны быть все вместе, он упорно говорит, что ему нужно подготовиться. Интересно, когда я скажу ему, что жду ребенка, он попросит меня подождать, чтобы свыкнуться с мыслью? По-моему, этого типа нужно ставить перед фактом, иначе можно ждать скончание века, — бабушка сдавленно смеется, одобрительно зажмурив глаза.